Огни Усть-Илима

Знаю, среди них будет и Борис Тамм, старый товарищ, с которым я познакомился в железногорских карьерах. Он и позвал меня на это торжество.

Тихо на Толстом мысу, лишь вершинный ветер в соснах и треск горящего смолья в руках факельщиков. Смотрю на Бориса: черная грива волос, черные широченные брови.

— Комсомольский билет вручается коммунисту Борису Тамму. На вечное хранение.

«То есть до конца твоих дней, Боря, — думаю я. — То есть на всю жизнь. На вечное, на вечное... Удивительные слова. И вообще эти факелы, эта ночь...»

Вот внизу котлован — наша работа, наша судьба. Бегут и бегут дни — сколько пота надо пролить, сколько мозолей набить, сколько людям добра сделать, прежде чем тебя позовут на Толстый мыс или на иную вершину и вручат на вечное хранение твою же собственную юность, чтобы ты берег ее, сверялся бы с нею до конца дней своих.

А познакомились мы так. Давней осенью в одном из железногорских домов я увидел прикрепленную к двери квартиры записку: «Ребята! Или кто придет! Ключ в почтовом ящике, чай, сахар, масло в тумбочке. Пейте чай. Будьте, как дома. Л. И.» Я немедленно достал ключ, вошел в квартиру, вскипятил чай и стал ждать хозяина.

Пришла женщина.

— Давайте знакомиться. Лидия Ивановна Тамм. Чаю, надеюсь, попили?

Я поблагодарил и не преминул тотчас же выразить удивление по поводу рискованной, на мой взгляд, практики открытых дверей: народ на стройке разный.

— Два раза уносили кое-что. Но я не придаю значения. Большинство же — замечательные ребята. А некоторые приедут и деваться не знают куда. Пусть у меня немного поживут, а там, глядишь, и устроится жизнь.

Лидия Ивановна и познакомила меня со своим сыном Борисом, застенчивым молчуном. Они приехали в Железногорск вместе, только мать по партийной путевке, а сын — по комсомольской. Сын поселился в палатке, мать — в деревянном бараке, где было все же потеплее.

Лидия Ивановна, старая коммунистка, занимает видное место в истории иркутского комсомола. Борис всегда наказывает мне:

— Маму обязательно проведай. По-моему, устает она здорово.

Лидия Ивановна теперь экономист на кирпичном заводе, много времени отнимает общественная работа в областной газете, где она ведет прием жалоб.

Собираясь на Усть-Илим, я всегда звоню ей.

— Передавай Борьке: пусть не хнычет. Посмотри, как живет. Если газету бросил, уши ему надеру. Так и скажи.

Борис который год редактирует радиогазету «Лосята»: дома у него казенная аппаратура и студия звукозаписи. Каждый выпуск радиогазеты ждут с нетерпением, ее любят и боятся. Однажды я слышал, как пришедший к Борису на дом местный хулиган просил не «передавать про него по радио» и обещал незамедлительно, сразу за порогом, начать новую жизнь.

Лидия Ивановна специально приезжала в Усть-Илим, помогала собирать материал для первых номеров.

— Не представляю, кем бы я был без мамы, — признавался Борис. — Она для меня все: друг, товарищ, учитель, живой учебник по истории партии.

Помню, я пришел к Борису в карьер, в ночную смену, забрался в кабину экскаватора; на улице гулял противный ледяной ветерок, стены карьера тоже отдавали погребным холодом, а в теплой, прокуренной кабине было уютно и тянуло к неспешным, негромким разговорам, тем более, что машины шли редко.