— Мало мне грамотных! — рассердилась Феня. — Мало, — добавила шепотом.

— Ну-ну... — победно усмехнулась старуха.

— А-а!.. — протянула Феня. — Чем он плох, что рабочий! Не из того теста, что ли? Да и умный он!.. Поумней этих сосунков, с которыми я учусь. А силы-то в нем душевной, силы-то! Есть ли еще у кого столько — не знаю. И никогда-то он не жалуется! За ним, за любимым, — как за крепкой стеной. Что еще надо? Что? И люблю я его, люблю, люблю!..

— Ну-ну... — испугалась старуха. — Будет, успокойся. Уснули, конечно...

Среди ночи Феня распахнула глаза, ойкнула, захватила подушку и уложила рядом с подушкой матери. Затем пристроилась к маме, обняла теплой рукой и крепко-крепко прижалась. Старуха проснулась, сердце ее заныло в радости. Счастливая, она не торопясь засыпала и чувствовала, какое большое, сильное тело у дочери.

Подолгу в эту зиму сидела бабка Толя у окна и смотрела, какой густой идет снег. Ей казалось другой раз, что и вправду — нет более людей — один снег. Но когда она включала радио, знакомый голос объявлял, что точное московское время — девять часов утра. Начинался концерт советской песни — по заявкам сельской молодежи, — и бабка пристраивалась поближе к радио, сидела и внимательно слушала. Песни пелись все хорошие, и по лицу бабки катились горошины влаги.

Козлуха Маша в эту зиму, в самом начале ее, отошла в иной мир — по старости. Но бабка Толя никак не могла забыть любимицу...

Думала бабка Толя, думала и надумала: уеду-ка я отсюда, уеду к дочери, насовсем. Она, слава богу, к весне закончит свой институт и примется учительствовать. Так и будем втроем жить-поживать...

В Страстном до нашей поры известен маленький домик бабки Толи. Окна у домика залатаны досками, и горбыли — словно в назидание оврагу — непрестанно скрипят. Как будто они хотят сказать, горбыли, что теперь уж никто не боится ни оврага, ни одиночества в доме.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.