Элси засмеялась.

— Это неважно, — сказала она. — Негритянская церковь занимается не только проповедями.

Я уже знал об этом по рассказу Кинга-старшего, но все равно многого бы не понял, если бы не два события, которые предшествовали церковной службе.

Первым была поездка к Элси Уэст на работу. Она служит на бирже для безработных.

В небольшом зале перед барьерами стоит несколько очередей. За барьерами сидят служащие. Они заполняют карточки, проверяют информацию, которую сообщают о себе безработные, пришедшие за пособием. В зависимости от стажа, зарплаты и причины, по которой человек не работает, он получает документ на получение этого пособия.

Бросилось в глаза: в очередях было много негров. Негров молодых. Я вспомнил любопытную статистику, вычитанную в американской прессе: только за последний год безработных в США стало больше на 1,4 миллиона человек, а это 5,6 процента занятого населения. Известный американский экономист Пьер Ринфред утверждает, что к концу 1971 года безработица поднимется еще выше и составит 7,9 процента занятого населения. Безработица обрушилась на цветных. Каждый третий молодой негр Америки не может найти работу...

Элси знакомила меня с сослуживцами, со своим начальством. Все вежливо улыбались мне, рассказывали, как государство обеспечивает безработных пособиями, а я не мог оторваться от очереди — к барьерчику медленно приближался молодой негр.

Он оглядывался по сторонам, потом опускал голову, обводил безразличным взглядом шляпы стоящих впереди, поглядывал на клерков, сидящих за стойкой, на меня... Я стоял среди оживленных служащих и думал, что ведь это, в сущности, так легко понять — почему они общительны и оживленны, а он молчалив и угрюм...

В субботу Элси подарила мне круглый, как большая пуговица, значок, на котором было выведено крупно: «Now!» (нет!) и дата. Значок означал принадлежность к участникам воскресной антивоенной демонстрации.

Утром мы поехали на демонстрацию.

Первое, что бросилось в глаза, когда мы подъезжали к площади Независимости, — полицейские кордоны. Суконные мундиры стояли, беспечно переговариваясь, пожевывая резинку, нехотя прогуливаясь возле своих машин с синими мигалками и уснувшими сиренами. Полиция подремывала, а на площади, в каменной ее чаше шел митинг. Пела антивоенные песни девушка, подыгрывая себе на гитаре. Выступал представитель Кентского университета, который говорил о том, что доклад государственной комиссии по расследованию волнений в Кенте тенденциозен, необъективен и во всем обвиняет студентов. Его прерывали дружными криками одобрения. Студенты выкидывали два пальца в форме буквы V — Виктория, Победа. Одежды на демонстрантах были самые разные, мелькали хиппистские длинноволосые прически, парни с автоматами в маскировочных комбинезонах олицетворяли условную охрану демонстрации: разве попрешь с пластмассовыми автоматиками против вооруженной полиции? Прямо на митинге раздавали листовки, собирали центы в помощь антивоенным организациям, «Чернью пантеры» продавали свои флажки и газеты. Меня познакомили с девочкой: прямо на лице она нарисовала антивоенный знак — темную развилку на голубом фоне. Оказалось, она студентка. Девочка засмеялась: «А кем же я еще могу быть, раз я против войны? Против нее все студенты».

Позже, в Мидлбори, я разговорился с одной девушкой, секретаршей профессора русского языка. Мы говорили о ее работе, о ее заработке. Денег на еду и на жилье она старается тратить меньше, остальное кладет в банк. «У меня есть жених, — сказала она. — Он был студент, теперь служит во флоте, и я коплю на свадьбу. Он должен скоро вернуться. Только бы его не отправили в Азию!»

Она замолчала, опустила глаза... «Только бы не отправили в Азию!» Она боролась за своего жениха вот так — откладывая деньги в банк. Она надеялась, что все обойдется. Дай бог, чтобы все обошлось. А эти, на демонстрации, боролись иначе.

Воскресный митинг в Филадельфии проходил вскоре после того, как президент подписал несколько законов, ужесточивших меры пресечения беспорядков, в частности студенческих забастовок и митингов на территориях университетов и колледжей.

Студенты вскидывали руки с двумя разведенными пальцами, требовали победы, и в крике над площадью Независимости было что-то сильное и единодушное. Мотались на ветру транспаранты и звездчато-полосатые американские флаги.

Я открыл фотоаппарат, чтобы снять митинг, и ко мне немедленно подошел парень.

— Какой журнал? — спросил он требовательно. — Какая газета?

Я молчал, не зная, что ответить. Парень озлоблялся и не отступал:

— Какой журнал? Какая газета?

Ко мне на выручку подбежал гид. Парень отвязался.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.