— Это у нонешних от грамоты. Ране кого не спроси, всякий скажет, что за Волчьими лежами земле конец. А теперь прознали, что тайга без начал и краю, удержу и нет: все нипочем. Один бегёт куда глаза глядят, другая дитя выращивает не от господа бога. Что, совсем не приходил, что ли?
Мария опустила руки.
— Приходил...
В школе она топила печи и думала о том, что там, далеко в горах, где живет Иван, очень хорошо. Ей настойчиво казалось, будто ни за каким металлом идут туда люди, а для другой жизни, непохожей на ту, какой живет она. И кровь приливала к лицу.
Пришел Ермолаев. Яким Васильевич грелся у печки и разматывал шарф. По его лицу ходили печные блики, оживляя взмокшие глаза.
— Разнуздался конек — будет ласков денек...
Мария впервые почувствовала пустоту этих слов. Она села на парту и сложила на животе руки.
— Чего это вы такое говорите, Яким Васильевич?
Ермолаев разделся, пригладил волосы.
— От старости, Марусенька, от старости. Что ни скажи — всему рад.
Он улыбнулся беспредметно, но с такой внутренней добротой, что Мария устыдилась...
— Жизнь моя учительская, Марусенька, приближается к своему неизбежному завершению. Уж я и лопочу-то не знаю что. Ты не обращай внимания. Смею заверить, что в молодые годы я был куда разумней и рассудительней. Только подумать, милая моя, из самого Санкт-Петербурга до каких краев дошел. Сколько ребят грамоте обучил! Я просветительством увлекся, Марусенька, в девятьсот десятом году, а в Сибирь подался в двадцать первом, по ленинскому призыву... Вот сколько...
Он положил легкие руки на плечи Марии.
— Тебе-то до этого и дела нет. Я знаю. А зря, Марусенька, потому что человек ты презамечательный, тонкий человек. Самое тебе впереди быть, для примера.
Яким Васильевич вернулся к печи и склонился лицом к жару.
— И как у тебя душа не болит: Иван где-то в трудностях, а тебе лодку давай — сплавать. Только и всего. Вот у меня супруга, разреши похвастать, Марусенька, со мной всю жизнь прошла: и не то чтобы отстать, все впереди норовила...
Отойдя к окну, Мария царапала заледенелое стекло.
— Каждый по-своему живет, — ответила она, но вдруг повернулась пунцовая, с онемевшими глазами. — Я сейчас приду, Яким Васильевич... Ребятишек разденьте...
Она направилась домой и шла широким, уверенным шагом. Утро было синее. Холодный ветер приносил скрип замерзающего пихтача. Мария здоровалась с поселянами и с вызовом смотрела из-под густых ресниц.
Ивана не было дома. Мария отыскала его на складе.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.