Никем не замеченный, я вошел в кабинет Томпсона, едва успев пропустить спешившего Стила.
— Что в Майн-сити? — спросили все разом.
Я рассказал. Томпсон слушал, не перебивая. Только раз поинтересовался:
— В шахтах были? А на обогатительной фабрике?
Я признался, что передоверил ее подпольному комитету. Томпсон поморщился. Неужели он не доверяет подпольщикам?
— О недоверии не может быть и речи: сведения поступают к нам регулярно, но не минуя вас. Ни одно звено не должно выпадать.
— А как у Стила? — спросил я, в свою очередь.
— Все готово. К сожалению, «диким» не хватает огнестрельного оружия. Вооруженные автоматами захватят продтрассу, а в Город войдут лучники.
Я подумал об арсенале в небоскребе Четырнадцатого блока.
— Есть же склад в продуправлении. Я думал, что вам для этого и понадобились мундиры.
— Для этого. Но экспроприация арсенала в настоящую минуту только насторожит галунщиков. Сейчас они беспечны, даже на посты выходят, еле держась на ногах, а в «золотой день» мы возьмем их тепленькими. Налет на склад произведем одновременно с захватом «Олимпии».
— Остается еще вычислительный центр, — напомнил Зернов. — Даже Зернов-второй там не все контролирует.
Телефонный звонок прервал разговор. Зернов взял трубку.
— Есть, — сказал он, выслушав говорящего. — Порядок. Едем. — И, повернувшись ко мне, прибавил: — Твоя голограмма в Би-центре уже получена. Пройдешь все заграждения.
Только сейчас я заметил, что Зернов сбрил свою козлиную бороду. Спрашивать, как он сам пройдет заграждения Би-центра, было уже бессмысленно.
Би-центр находился в американском секторе, занимая добрых полквартала между двумя небоскребами-башнями, пустыми, как и все в Городе, с третьего этажа. Он был невысок — четырехметровая стена из каменных плит полностью скрывала его от любопытных глаз.
Первый же патруль пропустил нас, не задавая вопросов. На меня даже не взглянули, перед Зерновым вытянулись, как на смотре, молча и почтительно. Я вспомнил слова Томпсона о том, что уже сейчас, накануне праздника, редко кто из патрульных выходит на пост, не хлебнув из заветной бутылки. Томпсон прав: таких защитников порядка можно будет брать тепленькими.
Брать — да, но не проникнуть в дом: он охранялся изнутри автоматически и надежнее, чем любой банк на Земле. Наружная охрана была пустой формальностью, мы убедились в этом, когда вошли в дом. Кстати, не сразу вошли: самый дом не мог не вызвать удивления и любопытства, тем более у впервые его увидевшего. В нем не было окон, а стены сверкали необыкновенной зеркальной поверхностью. «Как защитные, зеркальные очки», — сразу нашелся Зернов. Но снаружи в них все отражалось и искажалось, как в зеркалах знакомой «комнаты смеха». И люди и вещи, отражаясь, то вытягивались, то сплющивались, то завивались совсем уже обезображенными формами. При этом стены были не просто неровны, а несуразно неровны, как нагромождение скалистых обломков, порой пузырились зеркальными волдырями или остроугольными шишками, порой проваливались, как продырявленный мяч или искалеченный в автомобильной катастрофе кузов машины, загибались без ребер и углов параболическими кривыми или выворачивались наизнанку.
Но то, что оказалось изнутри, было действительно чудом без всякой иронии. Вошли мы не в дверь, а во что-то вроде щели, достаточно широкой для того, чтобы пропустить двух человек любого роста и любой комплекции. Щель открывала проход, заполненный лиловатым газом — точь-в-точь «фиолетовое пятно» в миниатюре. «Шагай, не бойся», — подсказал по-русски Зернов, и я шагнул. Тотчас же все утонуло в знакомом тумане. Я протянул руку — она встретила пустоту, дотронулся до Зернова — он был рядом. «Не осторожничай,, ничего не случится», — услышал я его голос, чуть-чуть угасавший в тумане, сделал еще два шага и вышел на дневной свет в большую и пустую комнату, если только окружавшее нас пространство можно было назвать комнатой. Трудно было даже приблизительно определить ее форму: она то удлинялась, то укорачивалась в зависимости от точки, с которой вы пробовали ее осмотреть. И ничего не видели, кроме плотного фиолетового тумана у потолка, если только вообще был здесь потолок, и чуть-чуть мерцающих матовых, будто стеклянных стен. Посреди комнаты плавала круглая белая тарелка, вернее, не плавала, а не-
подвижно висела, как на сеансе эстрадных «чудес». Все это освещалось обычным слегка рассеянным светом, но его источника я не нашел.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Рассказ
С Михаилом Ботвинником беседует наш специальный корреспондент Леонид Плешаков