— Не знаю, — все еще сомневался Томпсон. — Корсон Бойл дьявольски умен. Он что-то подозревает. Почему он так усиленно вас разыскивает? Почему вы вдруг стали «бывшим»?
— Бойл умен, но и капризен. Я его каприз.
— А если он уже все узнал и мы не дотянем до банкета?
— Будет больше жертв — только и всего. Какие-то группы окажут сопротивление. Но уже сейчас вся периферия и важнейшие опорные пункты в Городе в наших руках. Что остается Бойлу — отречение, самоубийство, бегство? А потом я думаю, что блокада Города отрезала полицейскую клику от информации. Связи нет. В три мы уже замкнем третье кольцо. Кстати, я не совсем понимаю диспозицию. Какая разница между кольцами?
— Первое — это периферия: Майн-сити, продтрасса, железная дорога, омнибусное шоссе. Второе — границы Города: товарная станция, ипподром, Си-центр, въездные заставы. Третье — опорные пункты противника непосредственно в Городе, такие, как Главное управление и Центральный склад оружия в Четырнадцатом блоке, Вычислительный центр, мэрия и телефонная станция. Последние два пункта уже в наших руках. В мэрии сосредоточены группы Фляша, телефонистки на станции работают под нашим контролем. Конечно, можно соединить аппараты и незаметно для контролера. Поэтому третье кольцо особенно настораживает. Противника могут предупредить.
— А если перерезать линию?
— Нет, — не согласился Томпсон. — До последней минуты в основной полицейской цитадели должна быть телефонная связь. На каждый звонок должен ответить дежурный. Наш дежурный. Кстати, почему молчит Борис?
Действительно, почему молчал Борис? Я взял трубку.
— Борис?
— Я.
— Какой из двух — земной или здешний?
Я спрашивал по-русски. В трубке засмеялись. Я выжидающе молчал: даже смех у них был одинаковый.
— А не все ли равно, Юрка, если по делу?
— Старик волнуется.
— У нас по-прежнему. Ждем. Галунщики на плацу и в лабораториях ничего не знают. Передай старику, — продолжал Зернов, — что через несколько минут снимаем зеркальный контроль и блокаду коридоров. Блокируется нуль-переход.
Я тотчас Же передал это Томпсону.
— Зачем? — спросил Фляш. — Все уже кончено.
Он стоял в дверях без шапки, с какими-то щепками в волосах, с красными от бессонных ночей глазами и землистым цветом лица — измотанный ночной сменой рабочий. Из-за спины его выглядывал Джемс, уже сменивший лагерную куртку на ковбойку «дикого».
— На плацу в Би-центре уже наши, а внутрь никто не полезет, — устало сказал Фляш. — «Олимпия» окружена и захвачена — я уже к началу банкета перебросил туда автоматчиков Мартина из Си-центра. Небоскреб в Четырнадцатом блоке еще обороняется. Галунщики отступают с этажа на этаж. Всех пьяных с улиц сгоняем на ипподром. Окраины патрулируются лучниками.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказывает Николай Прохоров, первый секретарь Белгородского обкома ВЛКСМ