Не успел я перевести дух, как удушливая влажная жара охватила меня. Но тщетно я искал Солнце. Его не было, как не было и самого неба. Туман, ватный горячий туман окутывал все. Сначала он скрыл от меня причину бульканья и шума, которые слышались поодаль. Потом в фосфорическом кружении тумана, в нереальных фантастических фигурах, которые он свивал у земли, я увидел море. Оно кипело! Огромные пузыри лопались с треском разрываемой материи, выбрасывая столбы пара.

В ужасе я глядел на эту картину, на мгновение позабыв об испепеляющем жаре, который исходил от земли, моря, самого воздуха. Но полузабытье длилось едва ли секунду. Я задыхался, чувствуя, что еще миг промедления — и я сварюсь в этом адском котле, некогда бывшем Англией.

Когда я уже тронул рукоять пуска, туман вдруг колыхнулся завесой и в разрыве показалось Солнце. Но какое! Огромное, грозное, в языках протуберанцев, оно зажгло вокруг себя радугу, которая дробилась в облаках, как в алмазных гранях. Все запылало таким нестерпимым переливающимся светом, что и сквозь веки я ощутил его жжение и пляску.

Бег машины умчал эту картину. Я обливался потом. Так вот какова она,

Земля, спустя два миллиарда лет. С убийственной жарой, кипящими морями, плотной, как у Венеры, атмосферой водяных паров...

Теперь я вел машину медленно, пытаясь разобраться в происшедшем. Сомнений не было: причина изменений — в Солнце. Оно уже перестало быть той спокойной и ласковой звездой, какой оно возникало некогда из утренних зорь. Оно эволюционировало у меня на глазах, превращаясь в звезду-гигант. Да, так оно и должно быть. Неизменный облик Солнца не вечен, над ним властвуют законы развития, одинаковые для всех пылающих костров вселенной. Видимо, раз-меры Солнца уже достигли орбиты Меркурия, и эта планета перестала существовать, сгорев в пламени центрального светила. Отныне Земля получала раз в сто больше тепла и света, Конец органической жизни, конец лесной тишине, щебетанию птиц, запаху трав на скошенном лугу. Конец всему, что делало Землю Землей.

Слезы текли по моим щекам, но желание увидеть, чем же все это кончится, не оставляло меня.

На короткий промежуток, когда атмосфера чуть успокоилась и пар разошелся — нет, мне не померещилось,— я различил в клокотании воды островки каких-то белых, похожих на водоросли растений. Я был так потрясен, что едва не остановился, рискуя задохнуться. К счастью, я вовремя удержался. Чему я радовался? Тому, что не все исчезло на планете, тому, что жизнь не погибла, как мне показалось вначале. Впрочем, об этом можно было догадаться и раньше. Разве термофильные бактерии не жили в мое время близ огня в воде вулканических источников? Разве некоторые виды водорослей не чувствовали себя уютно и среди льдов Антарктиды, среди песков Сахары? Конечно, не все погибло. Кое-что уцелело, приспособилось к существованию в кипятке, пережило космическую катастрофу.

В скитаниях по времени машина уносила меня дальше. Мало-помалу туман стал редеть. Облака уже не так непроницаемо закрывали небо. В нем мимолетно проскальзывали абрисы незнакомых созвездий, показывалось Солнце. Оно заметно уменьшилось, цвет его изменился, побагровел. Иногда оно вновь вспыхивало нестерпимым пламенем, но ненадолго. Солнце гасло. Нет, ошибаюсь: наступала новая стадия его эволюции. Оно сжималось, меркло. Воздух яснел. Это позволило мне заметить, что дни и ночи стали гораздо длинней. Вероятно, сказалось тормозящее влияние Луны.

Сама же Луна заметно уменьшилась, видимо, отошла дальше от планеты.

Повеяло холодом. В непроницаемой черноте ночи кружился снег. День все слабел, наливался темнотой. Море исчезло. Я затормозил.

Безотрадная пустыня простиралась вокруг. Над ледяными, заснеженными полями висела крупная свинцовая звезда. Я не сразу узнал в ней Солнце. Его серый свет трауром лежал на плоской земле. У горизонта сияли другие звезды. Их стало меньше, видимо, разбегание галактик разрядило пространство, погасив значительную часть далеких источников света.

Нигде на нашей планете не было и признака гор, даже просто поднятий. Может быть, значительная часть радиоактивных элементов успела распасться, и тектоническая деятельность Земли замерла. А возможно, что лед сковал уже и землю и море толстым панцирем. В пользу этого говорили чистота и сухость воздуха.

Я сделал шаг в сторону от машины. Густые длинные тени лежали на земле. Снег взвизгивал под каблуками, и лишь один этот звук нарушал мертвую тишину. Одиночество навалилось на меня. Так вот как выглядит последний час Земли, когда Солнце превратилось в белый карлик, уже не могущий согреть ее своим теплом!

Я читал будущее как открытую книгу. Сменится еще чреда миллиардолетий, Солнце потухнет вовсе, атмосфера замерзнет и упадет на землю вековым саваном. И будет кружиться промерзший комочек тверди в бесконечностях пространства и времени, пока новый, неведомый мне процесс вселенной не превратит его в нечто новое, совсем непохожее. Ничто не погибает, не исчезает и не застывает надолго. Все погибшее рано или поздно возрождается в другом облике. Но это новое уже не будет Землей...»

На этом записки обрываются... Однако пора раскрыть маленький секрет. Эти страницы написаны, конечно же, не Уэллсом. Но именно таким должен бы быть рассказ путешественника по времени, если бы он совпадал с современными гипотезами о судьбах Солнца и Земли как космических тел.

И все же... И все же ничего этого не будет. Вернее, не должно быть. Не будет кипящих океанов, гигантского сжигающего Солнца и затем ледяной смерти планеты.

Нет! Дело не в том, что эти страсти придуманы. Они не придуманы. И не в том, что гипотезы, позволившие нам увидеть последний день Земли, уязвимы для критики. Возможно, они неверны в деталях, но дело опять же не в этом. Конец Земли как космического тела неизбежен, ибо он заранее предрешен ходом природных процессов.

Заметим, «природных». Но разве сегодня, сейчас жизнь Земли определяется только природными процессами? Размах стихийных сил, изменяющий растительный мир, давно уже тушуется перед созидательной волей человека. Человек осваивает пустыни, засевает Землю культурными растениями. Эти отнюдь не «природные» изменения нашей планеты столь стремительны и заметны, что если бы на Марсе были астрономы-марсиане, они сообразили бы: эра безраздельного господства стихийных сил на Земле кончается. Разум принимает на себя управление и контроль за событиями.

Но если бы случилось непоправимое — ядерная война, она стала бы мрачной и явственной метой даже в космической истории Земли. Такова оборотная сторона могущества, достигнутого человеком.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.