Я продавал первый номер журнала «Либерти». В нем было помещено начало воспоминаний известного актера и драматурга Джорджа М. Коэна и объявление о конкурсе на лучший шуточный стишок. Первый приз – огромная сумма денег. Пять тысяч долларов. Или пятьдесят тысяч? А может быть, и пятьсот. Во всяком случае, этого было достаточно, чтобы я остановился и подумал о девушке, которая жила-была в Перте. Теперь-то я точно знаю, что большинство людей не помнит первого номера журнала «Либерти», я даже не уверен, помнят ли они его второй номер. Да и как они могут помнить? Журнал увидел свет, когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, или тринадцать, или четырнадцать.

Случилось так, что Джордж М. Коэн оказался человеком, перед которым я преклонялся даже больше, чем перед Бенджаменом Франклином, а уж он-то был одним из величайших кумиров моей жизни, каким (конечно, позже и по-иному) стал Джордж М. Коэн. Я слышал, что Бен любил запускать воздушных змеев, изобрел электричество, нашедшее себе применение в электрическом стуле, и еще я знал, что он написал рассказ для детей «Автобиография», но особенно мне в нем нравилась легкость, с которой он нес бремя великого человека. Потом его сделали послом в Париже, где он, как говорят французы, покорил всех.

Итак, в том, первом номере журнала «Либерти» мне было необходимо выяснить, как Джордж М. Коэн начал свою жизнь, потому что Джордж – янки на все сто – еще благополучно здравствовал. Интересно узнать секрет его успеха на случай, если наши пути когда-нибудь пересекутся. С Беном Франклином такого, конечно, случиться не могло.

Не в двадцать ли четвертом году это было? Если так, то Бен к этому времени уже довольно давно умер, а Джорджу М. перевалило за тридцать. А может, уже исполнилось сорок? Тридцать или сорок, во всяком случае, он находился в самом зените славы, писал пьесы, пел, танцевал и был американским парнем на все сто, даже родился в День независимости.

Случилось ли это в двадцать четвертом году, годом раньше или позже, мир тогда был другим. Просто совершенно другим. Не обязательно лучше, даже, вероятнее, хуже, но в те дни американский парень мог пробиться сам, без поддержки. Нужны были только желание, ум и энергия. Здорово было тогда чувствовать себя американцем – неизвестным, не обладающим еще правом голоса, у которого все впереди.

После работы я от корки до корки изучил «Либерти», чтобы выяснить, о чем там речь, а затем прочел воспоминания Джорджа М. Коэна, показавшиеся мне великолепными: в них была энергия, уверенность и талант. Он родился за кулисами и, как только научился ходить, вышел на сцену, напевая, пританцовывая и напропалую остря. Фотография Джорджа, его красивой сестры и приятных папаши и мамаши могли для любого стать источником вдохновения, но в те дни, я не интересовался театром, а если уж черпать славу и богатство со страниц журнала «Либерти», то самый лучший путь – получить приз на конкурсе шуточных стихов, то есть принять во внимание, что жила-была девушка в Перте, – кажется так (а может, не так?), во всяком случае, что-то в этом роде.

Беда в том, что я понятия не имел об этом конкурсе, хотя в журнале напечатали его краткую историю, рассказывающую о городе под названием Лимерик, жители которого мастера сочинять прибаутки. Приводилось несколько образцов самых удачных стишков, невероятно интересных и остроумных: кто-то пытался что-то сделать, а результат получался совершенно неожиданный. По-своему это походило на историю моей жизни до того момента, как в наших руках оказался «Либерти», а момент как раз был подходящим, чтобы ее изменить. Мне хотелось стать автором стишка, и тогда бы я выиграл конкурс, и все говорили бы: «Вон идет тот самый парень, что написал шуточный стишок».

Однако вторую строчку я так и не мог выдумать. Жила-была девушка в Перте, а кто она такая и что с ней произошло, я не знал. Но все равно я носился с этой идеей. Первая строчка была – та, что напечатана в журнале, и теперь всего-навсего надо было придумать вторую, а другие напишутся сами собой, и получится настоящий шедевр. Слов, которые рифмовались с «Перте», оказалось масса: «верьте», «черти», «смерти», «мерьте» – все слова ничего. Нужно только объединить, чтобы все вышло здорово. Например если просто написать: «Жила-была девушка в Перте, красы небывалой, поверьте», – получалось что-то не то.

Я так и заснул с этой мыслью. Девушка из Перта была на месте, а стих не выходил. На следующее утро я проснулся как побитый.

Номер «Либерти» перекочевал от меня к брату, который тоже заинтересовался конкурсом. Потом журналом завладела сестра, и так, пока не вышел второй номер. Вся наша семья трудилась над стишком в надежде завоевать славу и богатство. Надо сказать, что это нам плохо удавалось. Не помню уж, кто первым вышел из игры, во всяком случае, не я. Кажется, брат – он вообще не очень-то верил в подобные затеи, так же как и в теорию о том, что в жизни легко продвинуться. Он считал, что такое дело не выгорит в одну ночь. «Если тебе тринадцать лет, – говорил он, – мало шансов, что тебя вызовут в Вашингтон обсуждать с президентом проблемы реформы школьного образования, если тебе шестнадцать, – шансов больше, а если девятнадцать – еще больше». Дело в том, что по соседству было полно девятнадцатилетних парней, которые могли кое-что предложить для реформы школьного образования: например, выгнать учителей.

Я с сожалением констатировал, что брат совершенно охладел к конкурсу, и решил не сдаваться, решил вплотную приняться за дело: я слышал, что всех, кто чего-нибудь добился, отличало завидное упорство. Я рассуждал, что ежели у них было это качество и что только при помощи упорства они достигли успеха, то мне-то оно просто необходимо. Каждый вечер, возвращаясь с работы, я проверял, как идут дела у моих соперников, и после двух-трех таких проверок выяснил, что все они отказались от этой идеи.

Кто-то из них даже сказал: «А ну ее к черту, эту девицу из Перта, у нас здесь ведь Фресно».

Словом, они вывесили белый флаг, сложили оружие и сдались на милость победителя. Меня это ошеломило, и я твердо решил выиграть и стать победителем.

До срока оставалось дней десять-одиннадцать. Я был совершенно убежден, что задолго до последнего дня стих будет готов, тщательно переписан и отослан в редакцию «Либерти», где бы она ни находилась. Думаю, не в Нью-Йорке и даже не в Чикаго. Не помню где, но где-то она была, и, уж конечно, дней за шесть-семь письмо дошло бы.

Однажды, когда я гонял на велосипеде, с него соскочила цепь и я оказался на мостовой. С моим велосипедом вечно что-нибудь случалось. То одно, то другое. Я треснулся прямо головой. Обычно голова была защищена голубой фуражкой рассыльного с телеграфа, но как раз в тот момент, когда фуражка была мне особенно нужна, она слетела.

Треснулся я здорово. И надеялся, что этого никто не видел, потому что я терпеть не могу, когда ко мне лезут с жалостью и сочувствием.

В тот момент, когда моя голова коснулась мостовой, меня вдруг осенило, прямо дух захватило – все так великолепно и просто, стоит только треснуться головой. Только я собрался запомнить стих, как вдруг пожилая тетка подходит ко мне и спрашивает, будто она мне мать или бабушка:

– Не ушибся?

– Все в порядке, мэм, благодарю вас, – сказал я очень быстро, чтобы она могла спокойно идти своей дорогой. Но нет, ей хотелось поболтать.

– Правда, в порядке? Дай-ка я помогу. Только тут я сообразил, что все еще лежу на

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.