– Вот как? Вернуть якорь владельцу, – размышлял вслух Славка, – восстановить доброе имя, честь человека... Надо уговорить Бориса, – внезапно загорелся он, – у него где-то есть маска. Тут один не потянешь.
– Вот это дельно, – одобрительно заметил. Семен, подбирая с гальки мохнатую прядь водорослей. – Цистозира, – в раздумье проговорил он, выжимая траву, как мокрую мочалку, – ближайшая родственница знаменитой саргассовой водоросли. Слыхал?
– Нет, – честно признался Славка.
– Соседку свою, Леночку, тоже можешь пригласить, – как-то неожиданно добавил Семен. – Занятная женщина...
На это Славка ничего не ответил. Он вынул из чехла нержавеющий нож и стал чистить уснувших ершей, которых наловил Боцман. Ерши уже начали подсыхать на солнце, и кожа на них успела поморщиться. Огромные пасти у рыб были широко раскрыты. В глубине их был виден мускулистый зев, похожий на куриную гузку.
По горячим камням, прикрываясь зонтом от солнца, медленно переступала худенькая старушка интеллигентного вида в выцветшем байковом халате. Теплый домашний халат никак не вязался с окружающей обстановкой и казался чем-то похожим на вызов обнаженной натуре, характерной для всякого «дикого» пляжа. На старушке была шляпа из рисовой соломки с широкими полями и букетиком искусственных гвоздик, кокетливо приколотых к ленте ржавой французской булавкой. Славка знал, что старушку зовут Зинаидой Гавриловной, и всегда здоровался с ней. О Зинаиде Гавриловне ходило немало забавных анекдотов. Она приходила на море со своей маленькой раскладной скамеечкой, какой-нибудь зачитанной до дыр книгой и охапкой газет. Она была не по возрасту любопытна и даже однажды просила, чтобы Славка взял ее в мертвую зыбь ловить рыбу на самодур.
Поравнявшись с лодкой, она неожиданно спросила:
– Скажите, Слава, вы читали «Балладу Рэдингской тюрьмы»?
– Не довелось. Всего ведь не перечитаешь.
– Жаль, – вздохнула Зинаида Гавриловна и прошла мимо, не удостоив вниманием остальных присутствующих.
– Веселая старушка, – глядя ей вслед, заметил Семен. – Дай-ка я покажу тебе, как надо разделывать ершей, – тут же добавил он, отбирая у Славки нож. – С ними надо уметь обращаться, не то наколешься ядовитыми шипами.
С уверенностью заправского анатома он мгновенно сделал два глубоких надреза с обеих сторон спинного плавника и тут же с необычайной легкостью вынул его, как вынимают столовый нож из куска сливочного масла. Потом ловко надрезал кожу у жаберных крышек и, наступив на голову ершу, содрал с него шершавую шкуру тигровой масти – словно носок вывернул. Обнажилось мясо, нежное и белое, как у курицы.
– Скорпена – это вещь! – нахваливал Семен. – Лучшей ухи не бывает.
Борис лежал, закинув ноги на железную спинку кровати и заложив под голову руки. На полу рядом с окурками валялась прочитанная «Роман-газета». Одолевала скука. Хорошо было бы выпить сейчас, но одному не хотелось. В ведре с холодной водой стояла бутылка «Столичной», а Славка, как назло, задерживался. Дались ему эти крабы!
Дом, в котором жили Борис, Славка и Леночка, казалось, еще при закладке предназначался для сдачи внаем. Все четыре комнаты выходили в длинный, похожий на кишку коридор. Борис останавливался здесь второй год подряд, и вторично по соседству с ним оказывался Славка. Зато в крайней комнате вместо прошлогодних жильцов поселилась Леночка с семилетним сыном Валеркой. Леночка была хороша собой. Своей внешности она уделяла повышенное внимание, и несчастье, постигшее ее ребенка еще до рождения, казалось, стороной обходило молодую женщину. А возможно, она просто привыкла к тому, что сын не похож на других детей: Валерка был глухонемым.
В глубине души Борис испытывал что-то похожее на сочувствие к Леночке, и в то же время она не переставала его злить. Леночка представлялась ему беззащитной, а беззащитность, как правило, лишает человека сопротивляемости, приводит к вялости, инертности и безразличию. Все эти качества вызывали у Бориса решительный протест.
Видимо, жизнь научила его огрызаться. О себе Борис рассказывал неохотно. Славка знал только, что он работает режиссером на телевидении, хотя с детства мечтал о кино. Помешали какие-то «изъяны» в биографии покойного отца. Они стояли на его пути вплоть до пятьдесят седьмого года, неодолимые, как бетонные надолбы. А позже идти на киностудию уже не имело смысла. Нужно было все начинать с азов. Это годилось в двадцать лет, а сейчас... Так и пошел на телестудию. Дело было для всех малознакомое, и здесь никто еще ясно не представлял себе форм и задач этого нового вида искусства. Неопытность не бросалась в глаза хотя бы потому, что приобрести опыт никто не успел, и каждая находка тут принималась за подлинное откровение.
Борис все еще лежал, когда к нему ворвался Славка.
– Вставай, увалень! – крикнул тот. – Есть важное дело.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.