Бельцы. 1948 год.

Знаете ли вы, что такое белый лайнер? Неважно, покрыты его части белой эмалью или не покрыты. И водоизмещение тоже не играет никакой роли. Главное, чтобы борта не боялись волн, а ты стоишь себе в рубке, и зеленая пена хлещет в стекло, и ты берешь волну за волной. Эх, по морям и океанам злая нас ведет звезда...

Когда мы окончили восьмой класс, Серега исчез из города. Он ничего не сказал даже матери. Где-то в Клайпеде он окончил курсы радистов и плавал на сейнерах по Балтике и Северному морю. Летом он вернулся в наш город. Мы уже и в мечтах не смели равняться с ним. Мы только почтительно ходили вокруг семнадцатилетнего мужчины и слушали удивительные рассказы о сейнерах, траулерах и о романтической службе радиста маленького рыболовного судна.

Серега прогуливался по пляжу — гибкий и сильный—и небрежно, двумя пальцами, придерживал за краешек томик Грина. И вслед нашему Се-реге с трепетом и робостью глядели десятки Ассоль.

Потом он поступил в мореходку и приезжал на каникулы в полной флотской форме с выгоревшим гюйсом. И каждый год на левом рукаве его форменки появлялся новый шеврон.

Он подарил мне фотографию бирка «Товарищ»— учебного парусного судна, на котором курсанты ходили в Констанцу и Александрию. «Товарищ» стремительно несся по волнам, и в парусах его бились все ветры Доброй Надежды.

Наверное, это были алые паруса. Наверное, Серега мчался к своей Ассоль...

Одесса. Май. 1962 год.

— А Толик наш так и не женился. Ну вот скажи, Толик, что ты есть без жены? Мотаешься туда-сюда без всякого смысла. А остепениться уже пора. Жена бы тебя остепенила. Нет, что ни говори, а жена — колоссальная вещь,— продолжал Сергей.

— Ладно уж,— устало отмахнулся Толик.— Надоело. Самая колоссальная вещь — это первая сигарета утром.

— Толик у нас оригинал. Кроме свежевымытой сорочки, ему ничего, товарищи, не надо. Сорочки, кстати, ему тоже не нужны.— Сергей говорил это почти с раздражением. Он смотрел на нас с Валькой, как бы призывая в свидетели.

— Сдались мне твои шкафы и шифоньеры! — Толик безразлично махнул рукой. Я видел, что он очень устал за время своего отпуска. От чего же он устал?..

Серега расхохотался. Он просто захлебывался от смеха.

— Шкафы и шифоньеры, малыш,— жизненная необходимость.— В горле Сергея клокотало и перекатывалось удовольствие.—Вот моя ходила буфетчицей вокруг Европы, так она купила в Риге три ореховых гарнитурчика и спокойно транспортировала в это помещение. Два мы, конечно, хорошо пристроили, зато на третьем мой друг Анатолий Иванович имеет возможность выпивать и закусывать, ибо это ореховое великолепие обошлось нам в ноль-ноль копеек.

— Плевал я на твое великолепие,— уныло сказал Толик.

— Ша! Дискуссии переносятся в красный уголок ЖЭКа на диспут «Образ молодого современника». А сейчас Сергей Николаевич угощает своих корешей. И нема больше никаких разговоров.

Таким я Сергея еще не видел. В его словечках, в отчетливых жестах метрдотеля сквозил какой-то откровенный, нахальный цинизм.

— Плевал я на твое барахло,— повторил Толик и упрямо помотал головой.

Мы переглянулись с Валентином. Он поморщился и отвел глаза.

Почему же он молчит, Валька? Почему не оборвет Серегу, не сотрет с его лица нахальную улыбку, как это он делал в нашем 8-м «Б» за такие вот штучки? А может, не надо этого? Мы не виделись много лет. Сегодня мы встретились — завтра разойдемся. Мы же старые дружки. Зачем скандалить?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.