До часа ночи Дима с Юркиным отчимом ходили по затихшим дворам и подъездам.
— Больше искать негде,— сказал отчим и повернул к своему дому.
— Да,— согласился Дима,— больше негде. Дима не мог уснуть. Встал, оделся, подошел
на всякий случай к телефону, услышал тихий голос: «Не приходил» — и опять вышел на улицу. И тут вспомнил про чердак.
В два часа ночи на чердаке страшновато. Юрка боится ходить сюда один. Если он здесь, значит, вместе с Володькой. Надо только пройти по чердаку тихо-тихо, чтобы не спугнуть.
Дима осторожно ступает по балке. Но эти предательские ночные шорохи уже спугнули пацанов.
В самом конце чердака на бетонированном полу дотлевают красные угли и лежит с перекрученной шеей недощипанный серый голубь. Значит, только что ребята были здесь. Все-таки здесь. А ему уже черт знает что мерещилось. Зимняя ночь долга, и неизвестно, с кем и куда могло занести ребят. Он ведь еще очень мало их знает. Всего несколько дней...
Что может поднять человека ночью с постели? Беспокойная мысль изобретателя? Внезапно мелькнувшая идея конструктора? Поэтическое озарение стихотворца? А вот комсомольца Диму Беседина, слесаря и учащегося восьмого класса школы рабочей молодежи, поднимает с постели и несет в мочь, на чердак малознакомого дома,- беспокойство за судьбу чужих детей.
— Юрка! — негромко зовет он.— Володя!
Ни шороха, ни звука. Только пыльная тишина по углам.
Впрочем, несколько дней назад на чердаке был большой шум. Дима ловил Володьку. И все-таки тот ушел. По пожарной лестнице. Дима толком даже не разглядел его.
А сегодня, открыв на звонок дверь, увидел рядом с Юркой маленького взъерошенного человечка, который безразлично и самостоятельно разглядывал его.
— Вот привел,— сказал Юрка и по-хозяйски шагнул в переднюю.
У Димы Беседина жесткие цыганские кудри и беспокойная душа. В свою дверь он готов впустить всех «трудных» детей города.
Когда-то Дима сам был «трудным». Четырнадцатилетнего подростка втянули в «солидное дело», и он получил пять лет с содержанием в исправительно-трудовой колонии. А лотом за участие в колонистской драке срок удлинили на год.
Шесть пропавших лет. Дима не хочет, чтобы это случилось с кем-нибудь еще...
Он снял с Володьки промокшие носки и ботинки, разложил их на батарее. Предстоял серьезный разговор. Дима понимал: если бы не угроза быть отправленным в колонию, эта маленькая самостоятельность нипочем не появилась бы в его квартире.
Про колонию Володька слышал уже давно, еще с тех пор, как остался на второй год в третьем классе. Но тогда его пугала только мать. А сейчас «вопрос стоит в райисполкоме». И только он, Дима Беседин, шеф, может что-то изменить.
Володька пришел обговорить условия.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.