Схватив со скамейки свой латаный рыбацкий ватник, я намочил его в воде и побежал туда, где в клубящемся дыму бегали по траве проворные огненные зверьки.
Я принялся яростно хлестать их мокрым ватником. При каждом ударе зверьки рассыпались снопами искр, взлетали тучами копоти, шипели струйками едкого чада.
Но стоило мне отойти в сторону, как они злорадно таращились красными угольками, выскакивали из пепла и снова жадно лизали сухую траву, расцвечивая ее огненными зигзагами.
Сломя голову я бегал из края в край и шлепал по земле мокрым ватником, топтал сапогами головни и вырывал траву вокруг кустов, чтобы не подпустить к ним огонь.
Огонь опалял мне лицо. Я чувствовал, что кожа на нем высохла и натянулась так, что было больно вискам. Дым перпшл в горле, глаза слезились. С ног до головы я был засыпан копотью. То и дело на одежду попадали угольки, и мне приходилось вскрикивать от внезапных ожогов.
Силы были неравны. Пожар теснил меня метр за метром. В суматохе я не заметил, как он подобрался к тому месту, где я оставил лодку. Когда я спохватился, она уже отплыла от берега, свесив с носа дымящийся фитиль перегоревшего троса...
– Без лодки, значит, остался, – неожиданно перебил меня Кузьмин. Он сидел за столом, подперев подбородок двумя кулаками. – Ведь тебя пожар мог в Заозерье угнать... Там бы ты в два счета окочурился...
Только сейчас я сообразил, что, оставшись тогда без лодки на узком перешейке, я рисковал жизнью. Мне не приходило в голову, что пожар мог тогда угнать меня в Заозерье. Как же он мог угнать, если туда он не должен был пройти?..
– Вплавь бы ушел, по озеру, – ответил я Косте.
Кузьмин, услышав мой ответ, недоверчиво двинул губами, Мария Степановна беспокойно скрипнула стулом.
Я стал рассказывать дальше.
Конечно, мне одному не удалось бы погасить пожар. Я уже еле держался на ногах и задыхался от дыма. Одежда была в подпалинах. Ватная куртка, которой я хлестал по огню, тлела во многих местах едким, вонючим дымом.
И тут огонь уткнулся в широкую выкошенную поляну, протянувшуюся через перешеек. Огненные зверьки, лизнув с налету колкую, скошенную под корень траву, враз потускнели, рассыпались искрами и задымили чадными хвостами.
Огонь стал тухнуть сам по себе. Обрадовавшись передышке, я побежал к берегу и кинулся с головой в воду, чтобы охладить лицо, унять зуд обожженной кожи на руках и шее, смочить потрескавшиеся тубы. Я жадно пил воду, плескал ее на лицо, на плечи и тоскливо смотрел на хвостатые дымки, чадившие на пожарище.
Я знал коварные повадки «низового» лесного пожара. С виду затихнув, огонь уходил в землю, прятался в сухом торфе, неприметно тлел в трухлявом буреломе. Потом, набрав силу, вырывался на простор, и все начиналось сначала.
Скошенная поляна мне казалась ненадежным препятствием для огня. Стоило подняться ветру, он легко перемахнет через поляну и снова заполыхает во всю силу.
И тогда мне уже не сдержать пожар. От усталости у меня рябило в глазах, руки висели, как плети, голова была свинцовой, тупо ныла поясница.
Отмокнув в холодной воде, я выполз на берег и уселся под кустом ивняка, соображая, что мне делать дальше.
Дым возле поселка стал меньше. Видно, там удалось сломить пожар. Потеряв свою силу, он еще дымил среди опаленных деревьев, всплескивался то тут, то там ярким пламенем догорающих головней, потушить которые было нетрудно.
Я решил добраться в поселок, привести на перешеек людей и уничтожить до последней искорки огонь, притаившийся у края скошенной поляны.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.