Из-под кустистых треугольников чернущих бровей — по-мальчишески светлый, пристальный взгляд. Черные зрачки и брови, светлые глаза и седая шевелюра. Владимир Ефимович Фейгин — директор прииска «Бурхала». Волосы поседели, а вот взгляд не изменился. Точно таким же взглядом провожал москвич Володя последний косяк гусей. Был октябрь; рельсы в кузове полуторатонки, на которых он сидел, подернулись инеем. Молодых мастеров везли из Нагаево в Оротукан — разрабатывать Колыму. Был октябрь тридцать восьмого года. В Нагаевской бухте еще трепало ветрами лоскутный ситцевый городок, а по сторонам дороги мелькали приземистые бараки да колючая проволока.

Сразу по приезде Володю Фейгина выбрали комсомольским вожаком Южного горного управления. Тогда же ему рассказали о его предшественнице — Тане.

В Оротукане на центральной площади к пасмурному небу поднимается памятник. На нем тонкий девичий профиль. Татьяна Михайловна Маландина, 1910 — 1937. По гладким граням стекают струйки дождя. У основания — букет северных цветов. Колыма помнит Таню.

Мать умерла, когда Тане было восемь лет. Отец погиб еще раньше. Бабушка взяла к себе осиротевших детей, но прокормить троих не смогла. Таню, как самую старшую, отдали в ленинградский детдом. Там она окончила школу и поступила в музыкальный техникум: обнаружились хорошие способности. Но бабушка все больше слабела, пришлось поменять фортепьяно на фабричный конвейер. Развитые этюдами Черни пальцы отлично разливали духи. Через пару месяцев портрет светловолосой веселой девчонки появился на доске передовиков. С ленинградской фабрики ТЭЖЭ Таня перебралась в Москву, в химическую лабораторию большого завода. И тут: «Дальстрою требуются для работы на Колыме инженеры, техники, горные мастера...» Колыме нужны были специалисты, а Таня всего лишь окончила школу. Подружки возмущались: «Колыма? Да ты с ума сошла! Там зима и бандиты». А Таня все больше думала о промороженной, оторванной от людей земле. Однажды вечером она написала письмо представителю Дальстроя: «Я уверяю вас, товарищ, что на Колыме я буду полезна и найду себе место на этой большой стройке. Я молода, у меня много сил и энергии, а главное — большое желание работать и быть полезной».

Усталый дальстроевец не пропустил этого письма за десятками других. Через несколько дней Таню вызвали на беседу. «Ну, девочки, экзаменовали, экзаменовали меня! — рассказывала потом Таня. — Только бы взяли!»

В тридцать четвертом году с парохода «Сахалин» спрыгнула на колымский берег коротко стриженная красивая блондинка с легким чемоданчиком в руках. Никто, конечно, не знал тогда, что ей суждено стать героиней Колымы, о которой будут рассказывать в школах и писать в истории края.

Сначала Таня работала топографом, потом лаборанткой в геологической лаборатории Оротукана. Вечерами она собирала в тесноватом холодном клубе любителей попеть и потанцевать — готовила самодеятельность.

«С Таней я познакомилась весной тридцать пятого года, — вспоминает ее подруга, геолог Е. Соколова, — когда она начала работать в петрографо-минералогической лаборатории. Она быстро набралась знаний по геологии... Мы жили втроем в одной комнате. Без конца смех, возня. К Тане все время шли люди — кто поделиться радостью, кто просто так. Колымчане ее очень любили. Иногда мы даже сердились на постоянный шум».

Весной тридцать шестого года Маландину выбрали комсомольским секретарем огромного края — Южного горнопромышленного управления. В тот год было очень тяжело с планом. Верхом на лошади, без всяких провожатых Таня объезжала золотые прииски, разбросанные на сотни километров друг от друга. И даже после тяжелой операции не отказалась от этих поездок. Откуда бралась у нее сила, чтобы поднимать отстающие прииски? Как завоевала она уважение даже среди матерых преступников-рецидивистов?

Я вглядываюсь в фотографии альбома, посвященного Тане Маландиной. Стройная, высокая девушка в белоснежной блузке с галстуком, темной юбке и беретике возглавляет колонну демонстрантов. На лозунге надпись: «Привет ударникам Оротукана!». Возможно, это то самое место, где сейчас устремляется в небо гранитный обелиск с тонким девичьим профилем. А вот Таня с топографами пробирается по тайге. Танцует на клубной сцене. Бежит в лыжной эстафете. Обхватив колени руками, зачарованно смотрит в море. Притопывает ботиками на заснеженном крыльце — по виду ужасно городская девчонка, с теплым смехом в широких глазах.

Велико же было душевное обаяние этой девушки, если память о ней не меркнет и четверть века спустя после ее гибели.

Я вижу, как, завернувшись в полушубок, она прыгает в попутный грузовик, не вглядываясь в небритое лицо шофера, сразу веря ему. Я вижу, как, проваливаясь в сугробах, она пробирается к низкому бараку и входит в настороженную полутьму. С нар смотрят десятки нахальных, злых, иронических глаз. Она входит, преодолевая напор этих взглядов, и через сорок минут выводит барак особого режима на срочную разгрузку леса. Я вижу, как, часто переступая ботиками, она идет по Оротукану и срывает у дороги первый бледный цветок. А в двух шагах позади идет человек, давно и настойчиво влюбленный в нее. Ей опять некогда: дежурство в интернате.

Таня мечтала о комсомольском прииске с той же страстностью, с какой мечтала раньше о музыке. Когда началась подготовка к стахановскому марту, она выехала на прииск «Пятилетка», проработала там больше месяца и организовала комсомольский участок. На несколько дней Таня вырвалась в Оротуканские механические мастерские — «выбить» нужные инструменты. Она должна была вернуться 4 марта. Но не вернулась.

В черной рамке приказ по Южному горнопромышленному управлению: «В ночь на четвертое марта от злодейской руки погибла секретарь комсомольской организации, пионер освоения Колымского края, один из лучших общественников — Татьяна Маландина...».

Пять дней над заснеженными приисками реяли траурные флаги. Комсомольцы «Пятилетки» и «Юбилейного», «Среднекана» и «Нечаянного» клялись отомстить убийцам, клялись работать так, чтобы стать достойными памяти Тани. Колыма любила своего белокурого секретаря.

Именем Татьяны Маландиной назван клуб в Оротукане, ее фотографии бережно хранятся в Магаданском краеведческом музее, художники посвящают ей полотна.

В тот вечер на прииске «Бурхала» я впервые узнала о Тане Маландиной, о том, как трудно жила тогдашняя Колыма.

— Нет, вы взгляните за окно! — требовал Фейгин. — Вот эти дома видите? А детский сад, а гараж? Ведь одни же бараки были. А драга какова! Это вам не прежние тачки...

Прощаясь, Фейгин просил передать приветы москвичам: тому-то и тому-то, и еще обязательно вот этому, если, разумеется, встречу. Были среди названных известный режиссер театра, художник, драматург. Владимир Ефимович ничего не сказал об истории знакомства с этими людьми. Думаю, что когда-то он помог им выжить.

Хатыннах - «Долина берез»

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.