Крушение идолов

И тогда он неожиданно выдал старую свою слабость:

— Английский...

— Хотел бы изучить?

— Не знаю, — неуверенно сказал Миша. — Возможностей нет, чего ж мечтать?..

— Да, впрочем, зачем тебе возможности? — раздумчиво проговорил Мамонтов. — Чего тебе при твоих идеях с английским делать? Шекспира же или Чосера читать в оригинале не станешь? Библию на английский разве переводить? Так вроде бы ни к чему...

— Я детей шибко люблю, — прошептал он. — Учил бы их в школе иностранному... Меня дети очень признают, — добавил он с гордостью.

— Да кто ж доверит тебе детей, юноша несмышленый? — грустно спросил Мамонтов. — Очень, черт возьми, глупо получается: парню двадцать, расцвет лет, а он человек без будущего. Загнал ты сам себя, как шар в лузу, брат. Скажи-ка, кто твой учитель, знаешь?

Миша озадаченно поглядел в круглые окошки мамонтовских очков.

— Отец посвятил...

— А отца?

— Отцу глаза открыл бог, — убежденно произнес Миша, морщась оттого, что приходилось говорить об отце, покинувшем и дом и веру.

Мамонтов покачал головой.

— Да нет, не совсем так... Были и посредники... Наместники на земле, так сказать...

— Ну, хотя бы и посредники, — терпеливо сказал Миша. — Вот, например, преподаватели... Бывают хорошие, а бывают не очень, верно? Но вы же не в претензии к науке... Она же, по вашему рассуждению, ни при чем? Вот так и с верой... А бог у меня в сердце живет.

— Да-а, — задумчиво протянул Мамонтов. — Как они тебя!.. Значит, мысли твои все о боге?

Миша кивнул.

— А он о тебе? Вроде не очень: сухой-то ты какой — мощи одни... Лицо вон совсем больное, замученное.

— Думаете, умру? — лихорадочно выкрикнул Миша. — Ну, что ж, ну, что ж!.. Умру и буду жить вечно. А вы, вы? Каково придется вам? Подумайте: вечные муки! Неужели вам не страшно?

Мамонтов улыбнулся.

— Я тоже верю во вторую жизнь, — мягко улыбнулся он. — Но только совсем не так, как ты. Я останусь жить в своих учениках, книгах. Я много работал. Всю жизнь. И я говорю тебе: мне не страшно. Я верю в свою вторую, вечную, земную жизнь.