Уже самый этот пестрый ковер теоретических предположений показывает неправильность всякой попытки пристроить Чайковского к какой - нибудь отарой музыкальной школе, сделать его эпигоном или, в лучшем случае, чьим - нибудь талантливым наследником. Чайковский сам по себе - школа, оставившая могучий след в русской музыке, оплодотворившая целый ряд первоклассных мастеров, и поныне занимающих видное место в истории русской музыкальной культуры (Танеев, Аренский, Рахманинов, Метнер, отчасти Глазунов и Скрябин). Да и в современных композиторах: Мясковском, Крейне, отчасти даже в Прокофьеве - нетрудно проследить сильнейшее влияние могучей мелодии Чайковского.
Нет ничего необычного в том, что гениальный художник возбуждает вокруг себя такие острые споры. Если отбросить глуполевацкую теорию «принципиальной враждебности Чайковского рабочему классу» (как увязать с этой бессмысленнейшее «теорией» положительное отношение к Чайковскому со стороны Ленина или неизменный большой успех Чайковского в рабочей аудитории?), то все остальные высказывания, при всей своей противоречивости, способствуют изучению и полноценному познаванию стихии этого величайшего мастера, и в этом смысле они исторически закономерны.
Если говорить об аристократической музыке, о помещичьем искусстве, о воспевании феодально - русской романтики, то, разумеется, в значительно большей мере мы можем отнести это к «могучей кучке», если, конечно, не считать яркого бунтаря Мусоргского, находившегося на левом фланге кучкизма и бывшего в полном смысле слова антиподом таких реакционеров - кучкистов, как Балакирев и Кюи. Грубо, формально, геометрически и здесь нельзя проводить четкого водораздела, ибо и в аристократической романтике Римского - Корсакова имеется много черт типично - буржуазного искусства новой эпохи. Нет ничего неожиданного в том, что и в творчестве Чайковского переплетаются стихии различных классовых влияний. Гениальные представители эпохи всегда аккумулируют в себе содержание различных классовых устремлений. Достаточно вспомнить хотя бы Пушкина...
Каково же все - таки основное, руководящее классовое существо музыкального мастерства Чайковского? Основные элементы его творческой тематики: культ сильной личности, европеизм и тяготение к большой передовой культуре, космополитизм и «проблема сердца» - грусть, страдание, «вечная любовь», поиски счастья и всеобъемлющая идея смерти, давшая повод все творчество Чайковского объявить упадочным и беспросветным.
С кем же роднят его творчество эти идеологические черты? Прежде всего, разумеется, с русской промышленной буржуазией. Это она ставила ставку на сильную личность, преодолевающую среду. Это она стремилась вопреки кучкистскому «народничеству» к большой европейской культуре. Это она боролась против русской самобытности, за широкую мировую политику, за завоевания, за «космополитизм» в его империалистическом понимании. Это она, наконец, поднимая на щит идеалистическое мировоззрение неокантианства, призывала к самоуглублению, к психологическому самоанализу, к интроспекции. Это на ней с самого ее рождения зияли родимые пятна надтреснутости, пораженности, уныния, ибо она вступила в строй тогда, когда европейская промышленная культура уже переживала явные черты упадка.
Вполне буржуазное творчество Чайковского, конечно, включало в себя и солидные оттенки дворянско - помещичьих влияний, как, впрочем, и русская промышленная буржуазия, которая представляла собой исторический конгломерат купеческого накопления и капитализированных барских усадеб. Чистые классовые формы да еще в такой сложной области, какой является музыка, в истории вообще не встречаются. Основное в том, каково руководящее социальное начало в творчестве этого мастера.
Этим руководящим началом является идеология русской промышленной буржуазии. «Упадочничество» Чайковского - это трагическое историческое упадочничество буржуазии как класса, это та самая классовая обреченность, которая характеризует всех идеологов буржуазии в канун империалистической эпохи.
За вычетом этого исторического упадочничества творчество этого гениального мастера стоит на уровне величайшей музыкальной культуры его эпохи.
Чайковский - один из самых великих мастеров музыкальной истории человечества. Он велик не только тем, что он дал целую серию величайших произведений искусства, непревзойденных по своему формальному мастерству (оперы «Пиковая дама» и «Евгений Онегин», пятая и шестая симфонии, симфонические поэмы «Буря», «Франческо - да - Римини», балеты «Спящая красавица», «Лебединое озеро», программная симфония «Манфред», фортепианный концерт B - moll и т. д.). Он велик тем, что он дал человечеству музыкальный рисунок человеческого сердца, он нашел те волшебные звуковые ряды, которые соответствуют интимнейшим душевным переживаниям.
Чайковский владеет неистощимыми звуковыми красками, тончайшей мелодической пастелью, дающей сложнейшую гамму чувств, иллюстрирующей самую причудливую игру эмоций. Как внимательнейший психолог он копается в лабиринте человеческого сознания, переводя все его загадки на доступный и богатый язык музыки. Чайковский, обладавший выдающейся музыкальной культурой, вопреки вздорной демагогии «левых» вульгаризаторов открывает перед слушателем неистощимые красоты музыкального языка, более богатого чем язык слов, он изощряет эмоциональную природу слушателя, посвящая его в самые сложные законы чувственной природы.
Чайковский, один из величайших мелодистов истории, стоит на вершине песенной, мелодической культуры: он беспощадно вытравляет все плаксиво - пошлое, сентиментальное, тускло - вульгаризаторское содержание рядящейся под «народную» мелкобуржуазной музыки. Настоящий титан мелодии, он дал или образцы монументальных эмоций, переложенных на язык песни и арии. И страдает, и радуется, и смеется Чайковский так, как свойственно чувствовать и переживать людям большого исторического размаха.
Чайковский - вызов мещанству и пошлости. Он весь - комплекс самой совершенной музыкальной культуры буржуазии. И так как мы берем от капитализма все лучшее, что он внес в сокровищницу человеческой культуры, то мы усыновляем и Чайковского, который был и еще долго останется для нас образцом первоклассного мастерства в самой сложной области идеологии - в музыке.
Мы сумеем преодолеть и отбросить то, что характеризовало обреченность его класса - его упадочную скорбь, и мы возьмем от него то, что составляет непобедимое очарование его исполинского мастерства: острейший язык чувств, величайшую музыкальную лирику, которую когда - либо знало человеческое искусство.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.