Ружья на сучке не было.
Павел повернул на голове простреленную шапку и выругался. Такая взяла его злость. Чтобы ему натворить? Поджечь? Нет, постои... Павел подошел к избушке. На него уж смотрел в щелку вчерашний проклятый глаз.
- Хозяин!
- Что, гость?
- Ружье я тебе дарю, и приклад к нему получи, приклад у меня важный, тридцать два патрона, двадцать медных.
- Значит, даришь?!
- Дарю. Спасибо тебе, брат, замерз бы я, кабы не ты. Вот уж как я тебе благодарен, век буду помнить. На, бери приклад. Ружье взял и приклад на, - дарю!
- Душа же ты, парень, - сказал, выходя с крыльца, хозяин. - Ей - богу душа. А ведь я тебя вчера чуть - чуть не убил. Ну, да не серчай, ступай с богом, а за подарок спасибо, - и протянул руку; под мышкой же держал Павлово ружье со взведенными курками.
Павел оглядел его с ног до головы. Перед ним стоял вихрастый, усатый человек, кряжистый и крепконогий лесовик, с маленькими, спрятавшимися в зарослях бровей глазами.
- На, - сказал Павел, - и вложил ему в руку патронташ. Человечек поклонился, и тут случилось нечто.
Собаки из - под крыльца наблюдали удивительную немую сцену, похожую на игру: высокий большой человек, ударом руки ловко сшиб их хозяина в снег, затем начал подкидывать его вверх, таскать за полушубок по дороге, когда бросался он удирать, снова ловил его за ногу и снова подкидывал.
Эта сложная игра продолжалась к удовольствию собак добрые полчаса. Наигравшись, высокий большой человек взял ружье, надел патронташ и заскользил вниз по дороге. Хозяин поднялся сперва на четвереньки, потом встал стоймя, бросился было к конуре, не добежав, он остановился и, почесывая в затылке, долго глядел вслед уходящему человеку.
Когда он скрылся из глаз, хозяин высморкался, разгладил рукавом усы и сказал:
- Да - а.
От первого порыва ветра дрогнули и загудели деревья, снежок закрутился колечками над их вершинами и с шелестом осыпался вниз. Не успел замолкнуть гул деревьев, как налетел второй порыв, он застрял в спутанной чаще леса, зло и отчаянно свистнул и снег поднялся над лесом, как первые язычки пламени.
Третий порыв, не добежав еще, заревел зверем, лес пригнулся, взвыл, огромные деревья, сгибаясь, стряхивали груды тяжелого снега, хлестали друг друга растрепанными лапищами ветвей, и ветер забился и снег заметался и вымахнул к самому небу... все смешалось, и звезды пропали.
Павел шел как слепой в этом вое. Лыжи застревали в сучьях, в хворосте, колючие ветви хлестали, снег залеплял лицо, заклеивал глаза и рот. Ни путей, ни дорог, ни звезд путеводных, и сверху и снизу со всех сторон дикая, безудержная свистопляска.
Павел брел, сам не зная куда, брел, чтоб не замерзнуть. Когда он отчаялся выбраться из цепких лап метели, слуха его коснулся звон. «Что это, галлюцинация? Нет, это звон, размеренный, заунывный метельный звон!» Павел прислушался еще раз и повернул лыжи по слуху. Шел он долго, метель захлестывала его, сбивала с ног, он вставал, с трудом отыскивая лыжи, и шел опять, слыша несмолкающий звон.
Огни деревни высыпали перед ним сразу. С радостным чувством Павел размахнул руками и съехал с пригорка прямо на улицу, заваленную волнистыми сугробами. Колокольня гудела где - то близко, призывая заблудившихся путников. Павел, чувствуя себя одним из спасенных, решительно свернул к ближайшей избенке и постучал в окно. Скоро, нагибаясь, нырнул он в распахнутую дверь, окруженный облаком пара. Тепло ошеломило его и несколько минут стоял он, притирая глаза, оттаивая сосульки у рта и подбородка; несколько нар глаз удивленно - внимательно разглядывали его. Понемногу перед Павлом вырисовалась внутренность небольшой избы. За столом сидела хозяйка. Старик, впустивший его, уселся на скамейку с лаптем в руках, с печки глядело на него молодое скуластое лицо, обросшее рыжей бородкой.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.