Опять он жарил и глотал шипящую ветчину, прыгая вокруг костра. Когда наелся и отогрелся - тронулся в путь. Звезды вызрели, крупные и яркие. Направо горела охотничья причудливая звезда, в которой можно было вообразить человека с луком и стрелами.
Лес, как в прошлую ночь, молчал.
Павел нырял и нырял под его ветвями, обремененными тяжестью снегов. Иногда лыжи заезжали в кучу хвороста, иногда сучек хватал ногу. Павел останавливался и с трудом нагибался, с трудом распутывал ноги. Он чувствовал страшную усталость и какое - то одервенение во всем теле. Вместо того, чтобы согреваться при ходьбе, он все больше зяб.
Звезды стали вдруг тускнуть и заволакиваться стынью, холод сгущался. Вот уж Павлу кажется, что идет он в море плотной ледяной воды, затопившей лес. Она давит на грудь, идти все труднее, впору разгребать руками.
Коньяк разогревал лишь на несколько минут, а затем ледяная вода охватывала еще плотнен, легкие не могли ее продохнуть, и шаги Павла заплетались. Он боялся теперь упасть. Он мог не встать. Когда сознание его стало угасать и движения его стали совсем вялы и хотел он упасть и заснуть, вдруг донесло дымок и слуха коснулся собачий лай. Жилье! И представилась Павлу натопленная печка, шумящий самовар и теплые полати. Он встрепенулся и погнал лыжи быстрей.
На полянку перед лесной избой Павел выехал сияющий. Оглушил его неистовый лай собак, рвавшихся из - под крыльца избушки.
Он увидел несколько оскаленных пастей, которым мог позавидовать волк.
- Эй, хозяин, - крикнул Павел. Никто не отвечал. Не долго думая, Павел хлобыстнул вверх. Результата никакого.
- Оглохли, что ли, мерзнет, ведь, человек - то!
- Проезжай, проезжай, любезный, не пускаем.
Павел вгляделся по направлению голоса и увидел в узком окошечке бревенчатых сеней сперва дуло ружья, направленное на него, потом внимательный, подозрительный глаз.
- Дядя, не бандит я какой - нибудь, охотник заблудившийся, замерзну ведь я!
- Ты лучше проезжай - ка, а то собак спущу. Досада взяла Павла.
- Эх, ты, сволочь, свинья ты, а не человек! У его порога замерзают, а он собак грозит спустить!... Лягу вот в снег и замерзну! Бери на себя грех.
- Не велик грех, грех со старым режимом помер, а теперь его нету. Тебя пусти, ты и зарежешь...
- Да не бандит я, я и ружье - то оставлю здесь.
- Сказано проваливай.
- Значит, не пустишь?
- Нет. У Павла опустились руки.
Идти дальше не было сил. Замерзать около жилья - досадно. У него мелькнула мысль пустить в этот проклятый глаз заряд картечи. Перестрелять собак и войти в дом насильно. Павел поднял ружье и в тот же момент его оглушил звон, шапка его слетела и в волосах зажгло.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Будни салонных дам