Молодые живописцы демонстрировали трудное умение «взять кистью столько краски, сколько надо, и положить ее туда, куда надо». Скульпторы – разнообразие и широту поисков (алмаатинец Б. Досжанов в «Вечном. зове» рассказал о силе и вечной воз-рождаемости жизни, москвич Л. Баранов в образе Ломоносова передал наши сегодняшние представления о великом ученом). Графики показали смелость и отточенность приемов, почти виртуозное владение линией. Так, в произведениях Е. Зимирева (Архангельск) еле осязаемая, тонкая, как нерв, линия вдруг наполнялась плотью, становилась классически четким рисунком, достоверным и вместе с тем изящным, с поэтически обобщенными формами и легко намеченными графическими намеками.
А потом вдруг ступеньки стремительно уходили вниз. Стремительно, потому что недостатки иных работ не исчерпывались растерянностью перед сложностью технических задач, но свидетельствовали о нечетком понимании проблем творчества. Встречались вещи, в которых истинные проблемы подменялись ложной многозначительностью, размышления о жизни – дидактикой. В других возрождались салонные, я бы даже сказала, будуарные тенденции, отодвинутые в прошлое всем течением искусства. «Наши стилисты пишут все более красиво о все менее важном», – говаривал в таких случаях Иван Алексеевич Бунин.
В результате смысловые акценты в работах смещены, внешнее порой довлеет над внутренним, прием – над сущностью, декоративность – над содержательностью.
Не менее чревата опасностью еще одна тенденция: стремление некоторых художников уйти в тихую заводь, спрятаться за широкой спиной авторитета. Правда, на проторенном пути нет ухабов и выбоин, но зато нет и вершин. Искусство умеет мстить за себя: умеренность и аккуратность в нем неизменно оборачиваются безликостью и бесперспективностью. Естественно, что всякий начинающий испытывает влияние старших мастеров, перенимает у них определенные приемы и методы. Но если он не сумеет осмыслить и переплавить их в горниле собственного таланта, то навсегда останется подражателем. Облегчая свою творческую задачу, художник сам зачеркивает свое будущее. Время требует от него не ремесленного воссоздания видимого, но глубоких чувств и серьезных размышлений.
Как идет развитие молодого художника? Что помогает ему в творческом
становлении? Нередко решающую роль в его судьбе играет учитель. И недаром в постановлении ЦК КПСС «О работе с творческой молодежью» говорится о необходимости «заботиться о подборе и идейном росте кадров преподавателей высших художественных учебных заведений, о повышении их деловой и педагогической квалификации».
История русского искусства знает имена таких замечательных художников-педагогов, как А. Куинджи и К. Юон. Ни один из них не верил в учебу, которая сводится лишь к просмотру текущих работ и к поправкам, они старались расширить культуру учеников, воспитать в них творческую самостоятельность. Из класса Куинджи вышли такие художники, как Н. Рерих, К. Богаевский, А. Рылов, А. Борисов; из школы Юона – В. Мухина, братья Веснины, В. Фаворский, Р. Фальк, В. Ватагин.
«Педагог, наплодивший себе подобных, по одной этой причине – плохой учитель: печатный станок делает то же самое, но еще с большей точностью», – говорил Юон. Ни он, ни Куинджи не водили кистью учеников, они делали то, что подобает мастерам: заботились об их самобытности, о будущем искусства.
И сейчас многие педагоги берегут эту традицию. Вот что рассказывает лауреат премии Ленинского комсомола художница Т. Назаренко (Москва) о руководителе живописной мастерской Академии художеств СССР Г. Корже-ве: «С самого начала руководитель поставил перед нами сложнейшую задачу. Он сказал, что художник непременно должен пробовать подняться на самую большую высоту. «И лучше свалиться, чем никогда не попробовать». – добавил он. Мне кажется, что именно это заставило нас сразу взяться за значительные темы, за большие работы».
Учитель – это, разумеется, куда более широкое понятие, нежели просто специалист, способный обучить ряду технических приемов. Учитель – .это человек, обладающий особым даром – увидеть в ученике порой едва заметные, почти неразличимые ростки таланта, увидеть и предвосхитить их будущее сложное и неповторимое развитие. Но одного этого недостаточно. Учитель – это тот, кто в состоянии воплотить в реальность свое внутреннее представление, тот, кто, не жалея собственных душевных затрат, в течение многих лет бережно и терпеливо выращивает эти ростки подлинного, настоящего.
Учитель в искусстве – это еще и тот, кто способен воспитать в ученике высокое нравственное чувство, которое, словно бы светясь изнутри во всех его творениях, придает им глубокий смысл и человечность, определяя тем самым их место в ряду истинных духовных ценностей человечества.
Искусство не может черпать стимулы только из самого себя, новое рождается жизнью и в жизни. Поэтому такое огромное значение приобретают творческие командировки, в которые молодых художников посылают комсомол и Союз художников. Молодые исколесили страну от Кавказских гор до волн Тихого океана, от полей Украины до нефтяных месторождений Самотлора, побывали на строительстве Байкало-Амурской магистрали, на Саяно-Шушенской ГЭС и на КамАЗе, путешествовали по Балтике и по Великому Северному морскому пути.
Оговорюсь: эти поездки приносят плоды не всегда и уж совсем не сразу. Я видела много отчетных выставок, на них, как правило, преобладали репортажи; боясь упустить что-нибудь из открывшегося перед ними богатства, стараясь воссоздать виденное как можно точнее и подробнее, художники показывали десятки однотипных работ. И невольно вставал вопрос: а надо
ли было ехать за тысячу верст, чтобы привезти наскоро сделанные, подчас поверхностные зарисовки? Но постепенно в творческом сознании произошел перелом, торопливость покинула художника: всего одна-две работы из путешествия, но уже не беглые наброски, а обдуманные композиции. Такие, как офорты «Арктика» Г. Долен-джашвили (Кутаиси) и в особенности «Летучка» В. Жемерикина (Горький). Это очень красивая и радостная картина, рассказывающая о буднях БАМа. Захватывающая своей устремленностью в будущее, чувством причастности молодежи к делам своей страны, взволнованностью и силой этого чувства. Картина, которая превосходно отвечает на вопрос, нужны ли такие поездки. Нужны! И не только потому, что они дают актуальный материал для искусства. Главный их смысл в том, что они создают биографию художника, помогают ему обрести себя, стать независимым в оценках действительности.
Тем же целям служат и постоянные творческие бригады на предприятиях, в колхозах и совхозах, а также совместная работа молодых и старших мастеров в домах творчества. Теперь, согласно постановлению ЦК КПСС, будет расширено представительство молодежи в выставкомах, в художественных советах, начнет издаваться журнал «Юный художник» (нужда в таком журнале чувствовалась давно – он даст выход в общественную жизнь тем, кто сейчас учится в художественных училищах и институтах). Все это направлено к одному: воспитать в молодом художнике социальную личность, помочь ему ощутить себя человеком и гражданином.
«Страшная это вещь – неэмоциональное искусство. В скульптуре – это комканье глины, в графике – извод бумаги, в живописи – марание холста. Я говорю о конечном результате работы художника: пока учится, ох, как много изведется красок, бумаги и холста! И на здоровье! Чем больше, тем лучше. Но когда художник созрел, то начинается служение человечеству и великий запрет безр аз линию ».
Эти слова В. Мухиной я вспоминала у полотна О. Булгаковой (Москва) «Театр. Артистка Марина Неёлова», изображающего застывшую в напряжении актрису, окруженную трагическими и комическими персонажами-масками, плачущими и хохочущими, танцующими и угрожающими. С каким театром перекликался этот пестрый, условный и многоликий мир? Пожалуй, с юностью Камерного, главный режиссер, которого А. Таиров считал, что спектакль должен быть зрелищем многообразным и разнохарактерным, сочетающим все виды сценического искусства: драматическое действие, пантомиму, танцы, пение и даже элементы цирка.
Это сложная, в чем-то, может быть, нарочито усложненная картина. Хочется пожелать художнице не бояться простоты – это не примитивность, но синтез. (Продолжая сравнение с Камерным театром, напомню, что он потрясал зрителей не «аполлоновско-дионисийским» ритмом «Фамиры-кифарада», но трагической ясностью иПпростотой «Мадам Бовари».) И в« же эта картина заслуживает самого ^пристального внимания. Маски Булгаковой не просто маски, но олицетворение добра и зла, страстное сражение со злом. Неравнодушная, картина эта затрагивает высокие категории, в ней ощущается философичность, она заставляет думать не только о сиюминутном, но и о непреходящем, напоминает о великих традициях русского искусства – самого человечного искусства в мире.
Классическое русское искусство всегда в живом единстве рассматривало личные радости и общественный долг, эстетику и этику, красоту и нравственность. Устремленность молодых художников именно к такому единству знаменательна: рост личности непременно подразумевает развитие мысли, избирательную требовательность чувств. Ибо доверие к жизни невозможно без требовательности к ней, А разговор о современнике всегда философичен – день текущий является основой дня наступающего, а человек. – связующим звеном между «сегодня» и «завтра».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказы