Знамя Победы

- А знаете, Наташа, вы мне тоже нравитесь, - неожиданно сказал он и чуть не прикусил язык.

Наташа вспыхнула и чуть отодвинулась к стене. В этот момент откуда-то справа донеслась частая стрельба. Капитан поднялся и сел на кровати, опытным ухом расслышав немецкие автоматы. Там, где стреляли, давно уже были наши, квартал считался очищенным. Прежде чем Наташа успела удержать его, Семиоков выскочил из подъезда.

По улице бежали солдаты. Их было трое. Увидев капитана, они остановились. Один из солдат, пожилой человек, должно быть, повозочный, судя по тому, что в руках его был кнут, коротко проговорил:

- Товарищ капитан, немцы из метро вылазят. Лошадь убили и двух гражданских.

Выстрелы продолжались. Улица опустела. Штатские немцы, разбиравшие завал среди улицы, исчезли в подвалах. Только у дома напротив, где собирались освобождённые, раздались злые крики. Семиоков бросился по направлению к передовой, где его рота рассыпалась по домам, очищая квартал, Наташа расслышала твёрдый голос Семиокова, потом топот бегущих по улице людей, хруст стекла под деревянными, как ей показалось, башмаками. Улучив минуту, она выглянула из подъезда и увидела, как сворачивали за угол бегущие. Это были освобождённые, вооружившиеся немецкими автоматами. На мгновение появился из толпы Семиоков, различимый по повязке на руке, которую он бережно нёс впереди себя.

Она не испытывала страха, как и всегда во время работы. Но не думать о капитана она не могла. И, перевязывая, поддерживая раненых, которых приводили сюда, в подъезд, она как бы следила за Семиоковым. Вот он развернул своих случайных бойцов на площади, вот занял крайние дома, вот атакует метро, чтобы немцы не могли подбросить ещё подкреплений. Работая, Наташа по слуху пыталась определить путь капитана.

Пришли ещё двое раненых. Один - русский, второй - серб. Серб отчаянно ругался, причём Наташа долго не могла понять, что серб этот ругается из-за того, что так мало воевал. Едва она закончила перевязку, серб выскользнул на улицу и, хромая, ушёл снова к станции метро. От раненых Наташа узнала, что немцы ведут ожесточённые атаки, пытаясь пробиться через проходные дворы к зданию, на котором развевается алый флаг. Было похоже, что немцы чувствовали себя подобно быку, которого раздразнили красным. Они не считались с потерями и упрямо лезли на отряд капитана Семиокова.

Закончив перевязку, Наташа выглянула на улицу. Она ещё раз уловила изменение, происшедшее на улице. Это было такое же ощущение, каким внезапно определяется изменение погоды. Только что грело солнце, а тут вдруг, даже не видя неба, чувствуешь, как тебя охватило холодом.

Улица теперь была совершенно пуста. Бой на переднем крае усиливался. Ещё тревожнее было там, куда ушёл капитан. Наташа стояла в дверях подъезда, поворачивая голову то в ту, то в другую сторону, прислушиваясь к тревожным изменениям. Вдруг она увидела прямо перед собой, на втором этаже здания Геринг-верке, фигуру немецкого гренадера, промелькнувшего в пролёте выбитого окна и пробежавшего на тёмный марш лестницы вверх. Она инстинктивно спряталась за косяк двери, ещё не доверяя своим глазам, а в раме окна появился уже второй немец.

Они пробирались к знамени. К её знамени, видимому из всех точек города, оттуда, где шёл бой. Теперь оно находилось в опасности.

Наташа схватила автомат, оставленный раненым в подъезде, какая-то волна подняла её и бросила вперёд. Она увидела пожарную лестницу, по которой спускали капитана, уцепилась за железные перекладины и стала взбираться по ней, боясь смотреть вниз.

Она услышала окрик: «Наташа!» - узнала голос фельдшера, но не ответила ему и не поглядела на него, боясь головокружения. Ей нужно было, во что бы то ни стало, добраться до знамени раньше немцев, которые теперь рыщут по чердаку, ища выхода на крышу. И, перевалившись всем телом через невысокий парапет крыши, ощутив под рукою тёплые, царапающие руку черепицы, она вздохнула глубоко и облегчённо. И в ту же секунду увидела немца.

То, что она увидела немца первой, спасло её. Она дала короткую очередь почти машинально, и немец скатился по лестнице на чердак. Люк закрылся. Наташа пробралась к высокому коньку крыши, увидела кровь на черепицах, подумала, что это кровь капитана, услышала дробный стук осколков по крыше: немцы всё ещё стреляли по знамени, должно быть, не надеясь на успех вылазки. Затем внимание Наташи сосредоточилось на люке, который вновь откинулся.

На этот раз немцы первыми определили её укрытие, - должно быть, они увидели девушку сквозь пробоины в черепичной крыше. Затем над крышей взвилась ракета. Немцы сообщали своим артиллеристам, что они уже в доме. Гренадеры открыли стрельбу по тому месту, где лежала Наташа, потом выскочили. Их появилось пятеро. Один метнул гранату, но она скатилась с крыши и взорвалась далеко внизу. Наташа выстрелила в гранатомётчика и с яростным удовольствием увидела, как он покатился вслед за своей гранатой. Но другие немцы уже рассыпались по крыше, скрываясь за складками и высокими рёбрами башенок, флюгеров и других украшений в чисто немецком стиле, которые Наташа ненавидела теперь до боли в сердце. И тогда начался настоящий бой.

Она убила второго немца, но её ранило в ногу. Немец, ранивший её, не успел укрыться, и Наташа всадила в него сразу три или четыре пули. Когда её ранили вторично, она сползла вниз по крыше.

Теперь ей было трудно передвигаться, поэтому она улеглась поудобнее, вытянув раненую руку вдоль тела и уперев автомат в грудь, чтобы легче было стрелять. Так она отбила две атаки на знамя. Крыша была красна теперь не только от крашеной черепицы, но и от крови немцев. А знамя продолжало пламенеть в воздухе над побеждённым городом, видимое для всех.

Немцы снова начали бросать гранаты, но они падали с крыши, не причиняя вреда Наташе. Один раз покачнулось древко знамени, пробитое пулями. Наташа побледнела, но знамя осталось стоять, чуть сильнее раскачиваясь. И в этот миг немецкие артиллеристы снова дали залп по крыше, должно быть, уверившись, что пехотинцы ничего не могут сделать.

С весёлым злорадством увидела Наташа, как покатился толстый немец, прятавшийся за башней флюгера, раненый своим же снарядом. В этот грохот осколков влились крики немцев, затем тяжёлый топот: они бежали на чердак. И Наташа увидела, как, срезанное осколком, знамя покачнулось и начало медленно падать, свивая тяжёлые складки.

Немцы были на чердаке. Она слышала их голоса. Но Наташа поднялась на колени и медленно поползла к упавшему знамени.

Ей было очень трудно. Она не замечала пуль, которыми немцы пытались остановить её. Было трудно двигаться. Стиснув зубы, она ползла по горячим черепицам, чтобы поднять знамя. Не видя его, капитан Семиоков мог подумать, что немцы уже овладели домом, а генерал мог решить, что передал знамя не тому человеку, о котором говорили сталинградцы. И она доползла до конька крыши.