Я замер и не в силах был проговорить ни слова. Фрида дружески прильнула головой к моему плечу. Хорошо, что она не видела моего лица.
- Герману уже семнадцать лет, но вы гораздо сильнее его. Мы ужасно смеялись, когда вы его вчера толкнули под лестницу. Ну и злился же он!
- Да, ему не сдобровать, я его так вздую!
- Фридрих, у вас удивительно здоровый вид. Вы не курите? Почему у вас сейчас так горят щеки, Фридрих?
Я вскочил на ноги и бешено двинул комод на середину комнаты.
- Ну вот, спасибо, Фридрих, так гораздо лучше. Я выйду с вами на свежий воздух. Подождите минутку! Я только переоденусь.
Ждать пришлось долго. Я успел пересчитать цветы на обоях, десять раз перелистать альбом и перечитать старую газету.
На следующий день мы поругались с Фридой, и я треснул ее метлой по спине. В следующие дни она была чрезвычайно приветлива с Германом. Бедняга становился все бледнее, - ведь передвигать комод не легкая работа!
Семнадцатилетний ученик за свое пребывание в кафе совершенно выбился из сил. Его заваливали работой, ругали, били, наказывали за малейшую провинность. Свободного времени у него не было. Он спал где попало: из - за трехчасового сна не стоило тащиться в каморку под крышей. Неудивительно, что он старался развлечься с судомойками.
У Фриды тоже совершенно не было никаких интересов. Такими, как она, были все девушки, работавшие здесь, с той разницей, что у одной были большие глаза, у другой маленькие, у третьей полное лицо, у четвертой рыжие волосы. По существу, создавался особый тип лица, на котором отражалась неутомимая работа и более или менее интенсивная половая жизнь.
Старший подмастерье считал себя мастером. С подчиненными он был высокомерен, с учеником даже груб, зато в разговоре с хозяином чрезвычайно вежлив, даже подобострастен.
Хозяин и его семья смотрели на меня свержу вниз. Их общение со мной ограничивалось повелительно брошенными приказами.
Таким образом, я был окружен со всех сторон «авторитетными» людьми, которым волей - неволей должен был подчиняться.
В апреле 1914 г. я поступил в типографию. В то время ученикам платили в первый год учения три марки в неделю, во второй год - четыре марки, в третий - пять, в четвертый - шесть.
За работу я взялся с громадным рвением. Часы отдыха мне казались совершенно ненужными. Правда, такое усердие продолжалось лишь до тех пор, пока мне не была дана определенная работа. Впоследствии я уже не жалел о существовании праздников, наоборот, ждал их с нетерпением. Объяснялось это тем, что я вступил в Союз социалистической рабочей молодежи Германии. Сейчас очень мало заманчивого в этом, по сравнению с теперешним настоящим пролетарским юношеским движением, но тогда меня неудержимо - влекло в круг десятка товарищей. Мы собирались по воскресеньям и средам в какой - нибудь пивнушке и, попивая пиво, слушали рассказы руководителя. Веселые песни и игры, - вот чем заполнялся вечер рабочей молодежи. Тут же, в комнате, пропитанной запахом пива и табака, мы занимались физкультурой. По воскресеньям устраивались экскурсии. Приказано было являться, в «приличном» костюме, воротничке и галстуке. Несмотря на скудные средства, мы умудрялись выпивать по кружке пива где - нибудь в деревенском кабачке.
Но вот однажды на прогулке мы встретились с товарищами из соседнего городка. На них были короткие брюки, за плечами вещевые мешки.
В нашем кружке начался протест против «приличного» костюма. В следующее воскресенье я пришел в коротких брюках. Руководитель предложил мне уйти, так как Союз рабочей молодежи - не костюмированный бал. У меня оказалось много единомышленников. Руководитель был смещен, мы добились своего.
Очень долго наша группа состояла только из двадцати человек, лишь постепенно число ее членов удвоилось. Среди нас создался музыкальный кружок, женский кружок. Правда, в связи с этим пошла всякая ерунда, но мы решительно заявили, что «любовь - частное дело», и вскоре все наладилась.
Как вдруг разразилась война. Однажды на одном из наших собраний, состоявшемся после 4 августа 1914 г., руководитель нашей группы озабоченно заявил, что в связи с войной положение Союза рабочей молодежи становится опасным. На обратном пути мы решили петь «Интернационал». Но не успели мы пропеть первую строфу, как руководитель сурово потребовал, чтобы мы замолчали. Мало того, он взял с нас слово, что мы и впоследствии не будем петь на улице.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.