Она удивленно взглянула на меня:
– Конечно, знал. Он ведь Костю уважал очень и к Насте хорошо относился, был уверен, что только с Костей она человеком станет... А теперь что уж говорить, – махнула рукой и горько заплакала.
Около дома Владилен собирал машину в дорогу. Резиновой растяжкой-пауком он пристегивал чемоданы на никелированном крышном багажнике. Дети уже сидели в кабине, а Лариса стояла с сумкой в руках у распахнутой дверцы. Я притормозил у забора, заросшего кустами бирючины и ракитника, вылез из «Жигулей» и сказал Барсу: «Пошли». Пес настороженно взглянул на меня и плотнее забился в угол заднего сиденья. А Владилен нацепил последний крючок, с пыхтением соскочил с подножки, повернулся ко мне:
— Бегать надо по утрам, живот отрастил, дышать трудно...
— Давай вместе бегать, – предложил я. – Бежим цугом, залитые утренним уругвайским солнцем, – захватывающее зрелище.
Он похлопал меня одобрительно по плечу:
– Все-таки ты удивительно настырный человек! Я ведь не верил, что тебе удастся всю эту историю раскрутить...
Я смотрел на него – красивого, сытого, хорошо одетого, доброжелательно-снисходительного – и пытался понять, отчего же меня так распирает сказать ему что-нибудь неприятное, обидное, горькое. Может быть, я ему завидую? Но ведь человеческая зависть – это в первую очередь желание поменяться местами в жизни. А я ни за что и ничем не хотел бы с ним меняться.
— Твой тесть, Владик, потратил много лет, чтобы научить меня очень трудному делу – терпению думать об одном и том же....
— Да, это заметно, – кивнул Владилен, помолчал и сказал: – Вот ты и додумал телеграмму до конца. Что теперь будет?
— Дальше? Я думаю, их будут судить и сильно накажут. А потом жизнь будет продолжаться...
— Стае, да не сердись ты так на меня! – усмехнулся Владилен. – Я-то ни в чем не виноват! А расспрашиваю я тебя потому, что мы с Николаем Ивановичем плоховато понимали друг друга. Поэтому я бы хотел лучше понять тебя.
— А что непонятного?
— Система твоих целей и мотивов. Ты сделал, с моей точки зрения, почти невозможное и выволок за ухо на свет божий эту мерзавку с ее любовничком. Теперь их накажут. Ну, а что Коростылеву сейчас до этого?, Его больше все равно нет...
— Мы все есть. Это нужно было не Кольянычу, а им всем. – И я показал рукой на город под холмом. – Они должны знать, что сила справедливости в жизни больше ненависти и злоумия. Твой тесть сказал
однажды, что смысл моей работы в борьбе гуманистической строгости закона с бесчеловечием вседозволенности... Владилен покачал головой:
– Может быть, может быть...
Лариса тронула меня за руку и сказала:
— Стасик, я и не знаю, что теперь с домом станет, с вещами. Нам ведь уезжать надо...
— Да, действительно, – оживился Владилен. – Прямо ума не приложим, что нам с этим барахлишком делать...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.