— Нет, Есаков, – мотнул головой, будто боднулся Воробьев. – Я тебя не повезу. Я тебя пешком поведу через город. Сам. Пусть тебя все видят. Пусть весь город, все люди знают – убийцы хороших людей не с рогами, не с когтями, и пистолеты им не нужны. Поведу тебя, и пусть все знают – вот так выглядит человек без совести...
Я нажимал кнопку звонка у знакомой мне двери, пухло-набивной, коричневой, богато украшенной желтыми фигурными гвоздями, и сердце тревожно сжималось. Я ведь уже почти все знал. А придумать, с чего начать разговор, что сказать при встрече, не мог. И когда дверь распахнулась и в проеме увидел тоненькую девичью фигурку, я понял, что не прийти сюда вновь я не имел права.
— Здравствуй, Настя, – сказал я. – Моя фамилия Тихонов. Ты, наверное, обо мне слышала...
— Слышала, – кивнула она, но стояла в дверях твердо, не пропуская меня в прихожую. А красивые синие глаза, удлиненные косметической тушью, пытливо ощупывали меня, стараясь сообразить, зачем я сюда пришел.
— Настя, я хотел поговорить с тобой. Настя дернула своенравным подбородком:
— А я с вами разговаривать не буду...
— Почему ты не хочешь поговорить со мной?
– А меня мама предупредила, что по закону вы не имеете права допрашивать меня. Я несовершеннолетняя; и меня нельзя допрашивать без родителей или учителя...
Я засмеялся:
— Настенька, я не собираюсь тебя допрашивать. – Я тяжело вздохнул и добавил: – А учитель твой умер...
— Все равно мама мне не велела с вами говорить без нее. И ничего вы от меня не узнаете...
– Тогда извини, – пожал я плечами. – Настаивать я не буду, да и узнавать мне нечего. Просто я хо тел с тобой поговорить перед тем, как уеду отсюда...
Она задумалась, и я видел, что ее отрепетированный матерью отпор слабеет.
— А о чем?
— О жизни. О смерти Коростылева. О себе. О тебе. О твоем отце. Ничего не изменишь в жизни одним разговором на бегу, но я не могу отсюда уехать, не поговорив с тобой. Это очень важно для меня и очень важно для тебя. Это вообще важно...
— А для кого еще это важно? – спросила Настя.
– Для всех. Для всех, кто живет вокруг нас... Настя подумала мгновение, и самовольный крутой характер взял верх над запретом матери, она отбросила сомнения, пропустила меня в квартиру и захлопнула дверь.
Мы вошли в гостиную, где недавно я разговаривал с Клавдией. Но тогда был вечер, глубокие серые сумерки с багряным закатным подсветом. А сейчас полдневное солнце било в упор, театральным софитом высвечивая Настино лицо. Красивая девочка. Она очень похожа на мать, но черты капризные, нервные, еще не затекли они цементной жесткостью, не было в ее лице отталкивающей твердости принятых на всю жизнь решений.
Из спальни с пронзительным тявканьем выскочила пучеглазая собачонка, подбежала ко мне и хрипло зарычала.
— Пошла вон, – отпихнула ее ногой Настя и уселась на диван против меня. – Так о чем разговор?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.