Станислав молча ходил большими шагами взад и вперёд по комнате. Он вспоминал, сколько раз Томаш менял свои планы. Трёх лет он хотел быть кондуктором. В пять лет заявил, что станет моряком, пускал бумажные лодочки в городских лужах и носил шапочку с надписью: «Морской волк». Когда ему исполнилось десять, он мечтал сделаться изобретателем и, наконец, в тринадцать лет решил, что настоящее его призвание - медицина.
Три дня назад Томашу исполнилось семнадцать лет. Он получил в подарок велосипед и сборник стихов Иржи Волькера, и старик Брабец не мог налюбоваться на сына. Как всё - таки странно! Давно ли он впервые сказал «мама»? У него был вздёрнутый носик и светловолосая головёнка. Он радовался погремушке, боялся коз и гусей, рос, рос - и вдруг пожалуйста: «Пережитки капитализма»!
Но не такое нынче время, чтобы становиться поперёк дороги своим детям. Все пути тебе открыты, иди, куда хочешь, выбирай на здоровье, что тебе нравится.
И поступил молодой Брабец в заводскую школу металлистов. А отец его вышел на пенсию, копался в огороде и читал газеты. Но по - прежнему был он беспокоен, непоседлив. И никак не мог избавиться от своей странной привычки, о которой мы вам расскажем.
В два часа ночи Станислав Брабец вдруг просыпался. В прошлой его жизни это время имело особое значение.
В этот час он пробивал отверстие в лётке, и оттуда вырывалось стремительное, как горный поток, пламя. Ровно в два начиналась выдача металла.
Это время прошло, и не стоило бы возвращаться к нему, не будь у Станислава такой привычки.
Среди ночи в спальне Брабецов вспыхивала спичка: Станислав искал домашние туфли. «Не опрокинь опять стул, старый непоседа», - говорил он себе, пробираясь на цыпочках к окну.
Стараясь не шуметь, он открывал ставни и глубоко вдыхал ночной воздух. Чиркнув ещё одной спичкой, он освещал часы. Стрелки показывали два часа ночи - можно бы и не проверять.
Жена притворялась спящей. Между супругами существовал молчаливый уговор. Марии Брабецовой разрешалось проснуться не раньше положенного времени.
Станислав стоял у окна и ждал. Весной был слышен шум Остравицы, и в воздухе, пропахшем углем и железом, чувствовался аромат цветочной пыльцы. Осенью падали звёзды, скатываясь куда - то во тьму. Зимой было тихо и бело. Иногда шёл снег...
Он ждал, как обычно, заветной минуты, одного мгновения ночи, каких - то нескольких шажков быстро идущего времени... А часы тикали. Вперёд, время! Вперёд! И всегда неожиданно на тёмном небе вспыхивала заря. Иногда у неё был бледно - голубой оттенок, порой была она алая или оранжевая, как луна, предвещающая ненастье.
В этот момент пускали плавку. Когда зарево бледнело и гасло, Станислав тихо возвращался на кровать.
Тут уже можно было проснуться его жене Марии Брабецовой.
- Светила? - осведомлялась она.
- Светила! - отвечал Брабец.
- Опять куришь? - замечала жена после продолжительного молчания.
Но огонёк мужниной трубки вместо ответа подмигивал ей в темноте красным глазом.
- Спи, старуха! - ворчал Брабец сонным голосом.
- Да ведь я сплю, - шептала она, но не засыпала.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.