Заря

Людвиг Ашкенази| опубликовано в номере №620, март 1953
  • В закладки
  • Вставить в блог

Пришло время, когда все вдруг стали замечать, что волосы у мастера Станислава Брабеца поседели, и электрокардиограф в заводской поликлинике показал, что сердце у него сдаёт. Однажды он упал возле печи на колени и не смог подняться сам. Лицо его побледнело, покрылось испариной.

Тридцать лет ходил Брабец в ночную смену. Ночью варил сталь, а днём спал. Прибывали годы - убывали силы. Не пора ли отдохнуть старику?

Станислава послали в Подебрады. Он принимал углекислые ванны и смотрел на замок короля Юрия, основавшего этот курорт. В саду били фонтаны и кусались комары.

Брабец рисовал палкой на песке диковинных птиц и зверей, катался на пароходе по Лабе и с грустью смотрел на разбегавшиеся за кормой волны. Лаба напоминала старому мастеру иные реки - раскалённые реки металла...

Станислав бежал из санатория. С вокзала он шёл пешком и, счастливо улыбаясь, вдыхал дымный воздух родного города. Куда там Подебрады - садочки да пенсионеры!... Вот город, так город - шумная, весёлая Острава!

Домашние были, конечно, поражены неожиданным возвращением Станислава, а заводской врач, на следующий день выслушав его, покачал головой. Дела обстояли далеко не блестяще, и он получил нагоняй за побег из Подебрад.

И здесь мы должны сказать, что в этом побеге повинна была не только скука, которую нагоняли аккуратно подстриженные подебрадские газоны. Была другая причина, не менее важная.

В разгаре подебрадской идиллии Станислав получил от сына Томаша письмо:

«Дорогой батя! Мы часто тебя вспоминаем. Надеемся, что лечишься как следует. Мы скучаем по тебе. Я окончательно решил стать, как и ты, сталеваром. Ты, батя, меня не отговаривай, я знаю, что делаю.

Воскресный матч был неинтересный, хорошо, что ты его не видел. Ты бы просто расстроился. Антош забил гол в свои ворота. Сапожник! Мы очень скучаем без тебя. Не пей много пива. Целую тебя. Твой сын Томаш».

Из - за этого письма и сбежал Станислав из Подебрад.

Дела сына требовали немедленного отцовского вмешательства.

Было когда - то такое правило у бедняков: сидел отец на сапожничьей «липке» - садился на неё и сын. У каждого было своё место. Передавались по наследству шило, портняжная игла или шахтёрское кайло. Когда подходил срок, брал шахтёр своего сына за руку и опускался с ним вглубь земли. И совсем неважно было, нравилось это сыну или нет. Ему, быть может, снились скрипки и флейты, в церкви его заставлял замирать рокот органа, он подолгу рассматривал в витринах магазинов сверкающие лаком аккордеоны. Сын всей душой стремился к музыке, но отец вёл его не к седым профессорам в консерваторию, а в шахтёрскую клеть.

Дорог был трудовой хлеб, какая уж тут музыка!...

Так терялись для человечества Бетховены, в то время как тупые дочки из «хороших домов» вяло разыгрывали гаммы.

Сегодня всё по-иному, и не будем подробно останавливаться на этом. Умение играть на рояле уже не является частью приданого, а университетский диплом - отражением папиного бумажника. Ничто теперь не мешает сыну сапожника стать учёным - ориенталистом, если есть у него к этому склонность, а дочери шахтёра - оперной певицей. Или, скажем, сыну сталевара - врачом...

И тут мы добрались до самых сокровенных дум старого Брабеца. У каждого из нас есть сокровенные думы. Станислав видел в мечтах, как сын его, Томаш, в белом докторском халате и лёгких туфлях степенно обходит больничные палаты...

Домой приезжал бы не просто Томаш, а доктор Брабец! Мать брала бы из рук у него чемоданчик, и он бы сразу шёл к умывальнику - мыть руки... Вот как думал старый Брабец о своём сыне, вот какое будущее ему прочил. Он хотел, чтобы сын у него был врачом.

Сам Станислав был верен своему званию сталевара. Каждой плавке стали он безраздельно отдавал своё сердце, беспокойно бьющееся в груди. И это были неплохие плавки! Брабец любил своё дело и гордился им. Но он хотел, чтобы сын его стал врачом.

Старик вернулся из Подебрад, чтобы спасти положение, но всё было тщетно. Сын уже совсем взрослый: ему стукнуло семнадцать лет. И что ему ответить, если он скажет: «Пережитки капитализма, батя»? Вот как научились говорить, чёртовы дети! Что им ответить?

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Клемент Готвальд

От Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза, Совета Министров Союза ССР и Президиума Верховного Совета СССР