«Нет, каторга не устрашит рабочих, вожаки которых не боялись умирать в прямой уличной схватке с царскими опричниками. Память об убитых и замученных в тюрьмах героях-товарищах удесятерит силы новых борцов и привлечет к ним на помощь тысячи помощников, которые, как 18-летняя Марфа Яковлева, скажут открыто: «мы стоим за братьев!» В. И. Ленин.
Марфе было пятнадцать лет, когда арестовали брата Василия. До этого дня рассказы о пострадавших за правду возбуждали у нее сочувствие, немного отвлеченное, я восхищение, которое было бы чуть-чуть завистливым, дерзни она хоть на минуту поставить себя вровень с этими героями. Но люди, о которых шла речь - хоть это были подчас знакомые, навещавшие домик Яковлевых, - казались девочке обитателями иного мира, мира подвигов и геройств.
Тут же всё произошло с ними, Яковлевыми, с их семьей. Вася был своим, всезнающим, удивительным, но своим, родным рыжим Васей, - и вот теперь его не будет с ними, и мать плачет, разом постарев, и глаза у Василия, как он ни старался, были печальными, когда его уводили, и городовые держались оскорбительно-грубо, перерывая ящики стола.
Тогда впервые маленькая «карточница» Марфуша еще безотчетно, но очень остро ощутила недетский гнев и унизительное чувство беспомощности, бессилия живого существа, на которого прет, сминая его, тупая сила.
Детство кончилось в тот день, если можно назвать детством двенадцатичасовую работу на фабрике, жалобы старших девушек на приставанье мастера, плач жен, выпрашивающих по субботам у мужей получку, - весь густой быт пригорода. Задохнуться впору от этого быта, кабы не люди, собиравшиеся в деревянном домике по вечерам, не слова, от которых раздвигались стены и сердце билось у самого горла.
Эти люди заходили и после ареста брата: кудрявый, голубоглазый Коля Юников с Обуховского завода, веселый Костя Иванов- автор ядовитых частушек, популярных за Невской заставой, твердый человек Малышев. Марфа впитывала их светлые, горячие речи о свободе, за которую надо бороться, о справедливости; эти речи защитили душу девушки от мелкой, расчетливой «мудрости», которую принято называть житейской.
Марфа росла нетерпимой и по-хорошему гордой. Товарищи брата научили ее глядеть дальше и глубже, видеть причины бед и верить в то, что их можно сломить. С жадным интересом расспрашивала девушка о том, что творится на Обуховском заводе и за стенами его. Жизнь раскрывалась перед ней, противоречивая, суровая, но с огромными светлыми далями, - трудная жизнь, пронизанная вешним ветром.
Весенним ветром повеяло за Невской заставой с началом нового века. Внешне все как будто оставалось по-прежнему: заводские гудки, рабочие, заполнявшие улицы по утрам, городовые - блюстители порядка.
Но уже очевидно было, что с этим «порядком» неблагополучно. Все ощутимей становились глубокое брожение, глухие подземные толчки, сотрясавшие этот, пока что прочно налаженный мир. Начальству было из-за чего беспокоиться.
Обуховский - даже Обуховский! - военный завод больше не был твердой опорой правительства. На рабочих станках все чаще находили тоненькие бумажки, испещренные синеватыми буквами. По утрам пушки в мастерских оказывались заряженными пачками прокламаций. Ядра такого рода били далеко и метко.
Не помогали подачки, раздаваемые «аристократии» завода. Не спасали ни шпики, ни жандармы, ни слащавое либеральничанье начальника завода Власьева. Администрация знала мало, но кое о чем догадывалась. Кто-то, несомненно, «орудовал» на заводе, и занятия рабочих в воскресной школе вряд ли носили невинный характер.
Но что бы ни думало начальство, едва ли оно предполагало, что движение приняло такие размеры.
С каждым днем росло число подпольных кружков, большинство из них было тесно связано с ленинским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». Близок к социал-демократам был и тот женский кружок, в котором состояла Марфа Яковлева.
Накалены были сердца и умы лучших, талантливейших рабочих. В эту наэлектризованную среду упала «Искра».
Восторженно читала Марфа с подругами воспламеняющие слова Ленина:
«... Перед нами стоит во всей своей силе неприятельская крепость, из которой осыпают нас тучи ядер и пуль, уносящие лучших борцов. Мы должны взять эту крепость, и мы возьмем ее, если все силы пробуждающегося пролетариата соединим со всеми силами русских революционеров в одну партию, к которой потянется все, что есть в России живого и честного».
Да, «неприятельская крепость» пока еще стояла во всей своей силе.
4 марта 1901 года на Казанской площади казаки нагайками били по лицу студентов и курсисток, осмелившихся заступиться за товарищей. Революционная демонстрация 29 апреля была подавлена в самом начале. На этой демонстрации присутствовали и обуховцы.
Лил дождь. Демонстранты прятали под пальто кумачовые с золотом знамена. Знамена вышивала Марфа Яковлева с подругами - «скипидарницами».
«Скипидарницами» девушек с карточной фабрики называли потому, что рабочие халатики их пахли скипидаром: им смазывали станки.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.