Отрывок из доклада на гоголевском семинаре
«Невский проспект» является произведением, в котором творческая индивидуальность Гоголя выразилась с достаточной глубиной, силой и отчётливостью. Содержание повести, как писал Белинский, представляет собой «две полярные стороны одной и той же жизни, это высокое и смешное о-бок друг другу».
Вся повесть построена на контрастах. На фоне блеска и красоты «Невского проспекта» разыгрываются страшные и безобразные события; Пискарёву, чистому, наивному, «девственному юноше», противопоставлен циничный, пошлый и легкомысленный Пирогов; радужным мечтам художника противостоит отвратительная, серая, мрачная действительность.
Язык повести находится в полном единстве с её идейным содержанием.
Описывая Невский проспект в начале повести, изображая только внешнюю сторону улицы, Гоголь пользуется соответствующими лексическими, синтаксическими и интонационными средствами. Сравнения: «голова гладка, как серебряное блюдо», башмачок, «легкий, как дым», «ганимед..., как муха, с шоколадом», «талии, никак не толще бутылочной шейки». Эпитеты: «всемогущий Невский проспект», «благословенное звание чиновников по особенным поручениям», «невежливый локоть». Метафоры: «пахнет одним гулянием», «сколько вытерпит он (Невский проспект) перемен!», «на Невский проспект делают набеги гувернеры всех наций...»
Здесь все эпитеты, метафоры, сравнения заключают в себе иронический смысл, они рассчитаны на то, чтобы вызвать комический эффект, принизить изображаемое, создать у читателя критическое отношение к нему.
Отрицательное отношение к действительности Гоголь выражает ещё другим, специфическим приёмом иронии. Слова, заключающие в себе серьёзное (даже сугубо серьёзное) содержание, употребляет в противоположном значении, выражая этим насмешливое отношение к изображаемому:
«Мало-помалу присоединяются к их обществу все, окончившие довольно важные домашние занятия, как-то: поговорившие со своим доктором о погоде но небольшом прыщике, вскочившем на носу, узнавшие о здоровье лошадей и детей своих, впрочем показывающих большие дарования, прочитавшие афишу и важную статью о приезжающих и отъезжающих, наконец, выпившие чашку кофею и чаю» (разрядка моя. - Л. С).
Ирония выражена не только в лексике, но и в интонационно-синтаксическом построении речи: здесь много вопросов, восклицаний, когда Гоголь, как говорит Белинский, «прикидывается простачком» и удивляется и восхищается тем, что вызывает смех: «Боже, какие есть прекрасные должности и службы!» (чиновники по особенным поручениям), «как они возвышают и услаждают душу!». А дальше фраза построена так, что так и чувствуется вздох сожаления: «но, увы, я не служу и лишек удовольствия видеть тонкое обращение с собою начальников».
Читатель, понимая, что Гоголь не мог тосковать по должности чиновника, остро чувствует его иронию. Ирония вызвана здесь также и необычным сочетанием слов: «Всемогущий Невский проспект!» или «...узнавшие о здоровье лошадей и детей своих». Здесь удивление, комический эффект вызываются не только этим неожиданным, необычным сочетанием, но и расстановкой слов: сначала - лошади, потом - дети. Гоголь намеренно ставит слова в таком порядке, мимоходом говоря о страстях и интересах этого общества. Этот приём - необычное сочетание слов - новаторство Гоголя, своеобразие его стиля.
Совсем другой тон в конце повести. Здесь грустное раздумье о жизни, поэтому Гоголю уже не нужны комические эпитеты, сравнения, метафоры. Восклицаний тоже мало, а те, которые есть, имеют иное значение: в них недоумение, горечь. «Дивно устроен свет наш! думал я, идя третьего дня по Невскому проспекту... как странно, как непостижимо играет нами судьба наша!»
Отрицание действительности, призрачность, обманчивость явлений жизни Гоголь выражает следующими синтаксическими приёмами:
1. Отрицанием местоимения «всё» (которое обозначает всю жизнь): «Всё обман, всё мечта, всё не то, чем кажется».
2. Вопросом, на который тут же даётся отрицательный ответ: «Вы думаете, что этот господин, который гуляет в отлично сшитом сюртучке, очень богат, - ничуть не бывало: он весь состоит из своего сюртучка».
3. Полным отрицательным предложением: «О, не верьте этому Невскому проспекту».
Реализму в содержании соответствует и реализм языка. В описании проспекта Гоголь употребляет слова из самой обычной, повседневной речи. Это делает его язык демократическим, народным. Типическая и индивидуальная стороны характера персонажей ярко выражены в их речи и, дополнительно к ней, - в речи автора.
В характере Пискарёва Гоголь отмечает неловкость, застенчивость, объясняя это положением «маленького человека», русского художника в обществе. Пискарёв даже в разговоре с лакеем в ливрее вежлив. «Послушайте, любезный, - произнёс он с робостью. - Вы, верно, не туда изволили зайти». Это не молчалинская черта «угождать всем людям без изъятья». У Молчалива не вежливость, а лицемерие, заискивание, угождение; у Пискарёва вежливость - внутренняя, неотъемлемая черта его характера.
В речи Пискарёва обобщён, типизирован язык «маленького человека», «незначительного лица». Но у Пискарёва есть свои, индивидуальные черты характера. Он романтик, восторженный мечтатель по натуре. Психологическое состояние Пискарёва, его страстное чувство хорошо выражены в его языке. Речь Пискарёва часто совершенно бессвязна. Весь смысл в эмоции, в интонации. «О, буду, буду, буду!» - восторженное, трёхкратное повторение одного и того же слова мы воспринимаем как порыв чувства, страсти.
Пискарёву противопоставлен Пирогов - офицер, человек «среднего класса». Военное сословие было привилегированным в России, и многие честолюбивые люди, карьеристы, становились военными не потому, что видели в этом своё призвание, а ради мундира, ради карьеры. Пирогов был одним из таких. Самоуверенность, самодовольство в его характере - типические черты его сословия. Его речь развязна, небрежна: «...ступай, простофиля, прозеваешь!»
Характер Пирогова в значительной степени раскрывается в его отношениях с блондинкой, с немцем Шиллером. Его отношение к блондинке - игра в чувство, а не подлинное чувство. И он старается прикрыть эту игру потоком комплиментов и любезностей: «Вас видеть, больше ничего мне не угодно», «Плутовочка, какие хорошенькие глазки!»
Достаточно сравнить короткие, задыхающиеся, прерывистые фразы Пискарёва с комплиментами Пирогова, чтобы почувствовать огромное расстояние между языком подлинного чувства и языком игры в чувство:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.