В этот день Лукошко допытывался, кто чем встречает праздник.
Не знаю, то ли по привычке, то ли для смеху, но, заметив старика Зотова, Лукошко спросил:
— Чем встречаете праздник?
Конечно, старик никаких производственных обязательств взять на себя не мог, потому что не работал. Вопрос был глупый. Тем более, Лукошко снимал у Зотова комнату и знал старика наизусть. Но Зотов хмыкнул, присел на корточки, развернул свою мешковину и, раскладывая на ней какой-то металл, проговорил:
— Пожалуйста: две готовых цепи... Три патрона к токарному... Державка... А вот два резца...
Мы удивились:
— Когда это вы успели, Данилыч?
— А сегодня, — охотно ответил он, выпрямляясь. — На свалке. Там на все праздники мне хватит...
Таков был старик Зотов, великий мастер по части раздражения совести. Мы не то чтобы не любили его, как, скажем, Вентиля. Нет, мы остерегались его, здоровались с ним преувеличенно вежливо и оказывали все знаки внимания, чтобы он к нам меньше приставал. Особенно старался в этом я: старик был закадычным другом моего отца, бывал у нас дома, а отца я боялся серьезно.
Поэтому, когда Кирька сказал «подбери деталь», я почувствовал себя неловко.
И когда он завозился, в пролете снова появился Вентиль. Он посмотрел на нас, на станки и, подойдя поближе, чтобы шум не мешал голосу, выговорил с натугой:
— Вы на меня не обижайтесь, ребята, но за эти дела пойдете под суд.
И прошел дальше. А мы переглянулись и поняли, что либо Вентиль-Сачок, либо мы. Другого выхода быть не может, и начинается война...
Их после нас перешивают.
Левитанский.
Мне кажется, что в раю строго наказывают продавца овощного ряда, если он, отвешивая картошку, подсунет под шумок апельсин. В раю надоели апельсины. Рай помещался на втором этаже трехэтажного дома. Все стены рая были увешаны золотыми рамами, в которых разместились абрикосы, бананы, виноград, груши, срезы лимонов и пушистые скатерти, обшитые медными кистями, как знамена.
Рамы заключали в себе также волны, туманные горы, разбитые корабли и обязательно голых женщин. Одни были голыми по пояс, другие чуток пониже, третьи голые вдоль и поперек. Одна такая женщина танцевала среди торчащих кверху кинжалов, а на нее из-под какого-то небывалого дерева глядел жирный падишах или султан, а может быть, просто паша. Паша глядел, выпучив глаза, хотя смотреть было не на что. Кожа у нее была красно-синяя, словно она отсиживалась целый день в воде по причине украденной одежды.
Была еще одна картина, на которой прикрытая тонкой марлей пожилая дамочка делала вид, что уснула, в то время как толстый пацан с крылышками целился в нее из детского лука.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Академик А. И. Берг: будущее принадлежит программированному обучению