Я - парень сознательный

— Он ничего не скажет, он не придет, я не звала его,

— Поссорились? — насмешливо спросил я.

— Да, поссорились!.. А тебе какое до него дело?

— Мне-то никакого... А вот тебе, кажется, дело есть. Ну да ладно! Спасибо, я приду.

...Не знаю почему, но, приходя на работу, я стал почаще оглядываться на Лену Бабич и чувствовать, что она не просто крановщица в синем комбинезоне, но что она еще и девушка и к тому же весьма заманчивая.

Дружила она тоже с какими-то непонятными девчонками, вроде этой длинной Милы. И смотрели мы на Лену Бабич как на временное явление. Как-то Кирька Брянцев стал куражиться в обеденный перерыв перед Леной, приставать, схватил под ручку. Она дернулась, стукнула его по руке и даже слова не сказала. А он скорчил гадливую рожу и деланным голосом сказал, вихляя задом:

— Они не такого воспитания!

Лена не ответила и на это, а я, с тех пор как она меня пригласила на день рождения, считал себя чем-то связанным с нею. Поэтому я двинул Кирьку плечом и цыкнул на него.

— А ты чего еще? — удивленно спросил Кирька и еж вылупил глаза.

— А того... Понял? Не приставай.

— Ладно, — лениво согласился он и махнул рукой. — Не тронь... этого самого...

— Ну что ты за сволочь все-таки! — досадливо проговорил я и ушел.

Действительно, Лена была «не такого воспитания», и сколько бы там Кирька ни куражился, а в дураках остался он, хоть и был мастер ругаться.

Лена как-то умела смотреть не замечая, насквозь, и мне было особенно приятно, что она меня пригласила.

Конечно, я стал про себя сравнивать ее с Тоней, но даже не представлял себе, как я могу ее, скажем, поцеловать, как могу с ней поссориться с уверенностью, что назавтра она сама будет искать меня. Она отличалась от Тони разительно, словно была выкроена из другого материала, словно ей сам бог велел находиться под небом в своем скворечнике и равнодушно поглядывать на нас, простых смертных токарей.

А нам некогда было задирать голову. У нас крутились станки, нам подваливали детали, и бывали смены, когда челюсти сводило от желания закурить.

И все-таки я нет-нет да поглядывал на нее, как она ездила под крышей. Я не хотел признаться себе в том, что жду с нетерпением назначенного дня.

Обычно ребята рассказывали друг другу о своих тайных делах, и мы знали, кто с кем встречается, кто за кем убивается и кто от кого страдает. Конечно, о страданиях не рассказывал никто, больше о победах. Это и понятно: какой парень захочет дать повод считать его размазней?

А «размазня» — это довольно широкое понятие. Если девушка тебя отшила, значит, ты размазня. Если она предпочла тебе другого, значит, ты тоже размазня. Но если ты относишься к ней по-особенному, скрывая свои чувства, вздыхая украдкой и пряча свои страдания, значит, ты все равно размазня. Парень должен быть казаком от головы до ног и без всяких телячьих нежностей!

Вот какие геройские мысли старались мы внушать друг другу, чувствуя все-таки, что ничего, кроме колесного грохота, в этих мыслях нет. Больше всех своими победами хвастался Кирька Брянцев. Он рассказывал подробности, от которых у нас першило в горле. И не знаю как кому, но мне всегда почему-то хотелось плюнуть Кирьке в веснушчатую рожу. Наверно, такое желание появлялось не у одного меня. Витька Моргунов сначала смеялся, потом хмурился и перебивал хвастливую Кирькину речь: