Двое стояли в степи. Над ними незаметно таяла луна, большая и полная до краев, как озеро. Туман растекался по колосьям, травам, цветам. У него был знакомый запах парного молока. Внезапно на дорогу вырывались бессонные грузовики, проносились, словно сны, и пропадали в светлом рассвете. Где-то далеко, на всю степь, еще с ночи, ровно, как часы, бился мотор трактора.

— Смотри,— вдруг зашептал Толя,— видишь!

Из травы на дорогу вышла птица. Она покачивалась на длинных, тонких, как прутики, ногах. Коричневые крылья чуть пробивались сквозь пух. Птица по-хозяйски строго, в упор уставилась на ребят: кто такие!

— Местный страус! — спросил Толя.

— Дрофа,— улыбнулась Валя.

Птица вдруг легко, беззвучно развернулась и помчалась назад, наверное, к маме. Она бежала стремительно и неслышно, как будто летела низко над колосьями. Но она не могла лететь, молодая хозяйка степи: в ее крыльях не было силы.

Скоро дрофа скрылась. Осталась одна степь. Жесткая трава. Земля, твердая, как сплав. Казалось, топни по ней каблуком, и загудит она на весь мир.

О чем задумались Толя и Валя, глядя вслед птице! Может, им сделалось чуть страшно перед этой огромной, незнакомой страной — целиной, а может,— наверное, так оно и было— захотелось поскорей помериться с ней силой, проверить здесь себя.

Кому как не этой бесконечной земной громадине и доказывать, на что ты способен, есть ли у тебя крепкие крылья и не собираешься ли ты, как та молодая дрофа, бежать назад, встретившись с неизвестным, неожиданным.

Это было их первое утро на целине. Они вышли к нему по-дружески, приветливо. Просто невозможно им было оставаться дома в свое первое утро на целине. И солнце поднялось и, как старый целинник, пригрело их.

Толя и Валя Рындины выросли в Тбилиси. В старом Тбилиси. Это сейчас так далеко от Ишимского зерносовхоза Северо-Казахстанской области, так далеко, как будто на другой планете. Луна и та казалась им теперь ближе, чем Тбилиси.

Совсем недавно у них были разные фамилии и одинаковые судьбы. Росли в одном дворе. Учились в одной школе. Вместе читали книжки, спорили, пели песни, дрались, танцевали, играли в волейбол. Толя и Валя еще носили пионерские галстуки, когда весной 1953 года первые эшелоны с комсомольцами-добровольцами мчались в казахстанские степи. «Едем мы, друзья, в дальние края»,— пели первые целинники. «Станем новоселами и ты и я»,— беззаботно напевали тбилисские мальчишка и девчонка, шагая под цветущими деревьями в школу.

Ваша нынешняя судьба, Валентина и Анатолий, начала строиться в те дни, десять лет назад.

Вот как это было. Май. Северный Казахстан. Рыжая, как верблюжья шерсть, степь блестит на солнце озерами талого снега. Весь забрызганный грязью «газик» уткнулся радиатором в кочку и стал. Шофер директора будущего целинного совхоза Хатиф Нуриев, черноволосый, худощавый, с глубокими темными глазами, облокотившись на руль, удивленно следил, как высокий нескладный дядька в очках — архитектор — вылез из машины прямо в грязь, подошел к низинке-лиману и сказал:

— Совхоз будет здесь!

Присел на корточки и стал забивать в землю колышек — «Совхоз Ишимский». А над ним, над машиной, над степью летали и галдели дикие утки, и места казались такими чужими и странными, что трудно было поверить, будто могут они стать хлебными полями и приютить людей. Сейчас Хатиф Нуриевич Нуриев — председатель рабочкома всего Ишимского зерносовхоза. Он и теперь все вспоминает:

— Я тогда молчал, мое дело — баранку крутить, а сам про себя думаю: какой совхоз, когда здесь сплошное болото да утки с журавлями!..

А на станциях Киялы, Токуши, Полудино уже знакомились друг с другом будущие новоселы Ишимского совхоза. Потом грузовики увезли их в степь. И там, где забит был колышек, появились палатки. Пришла техника. И казахстанские степи начали с боем отступать, уступая место пашне.

Первыми приехали в этот совхоз кубанцы и ленинградцы. Кубанцы были трактористами, полеводами, ленинградцы— строителями. Но осваивали целину вместе. Тосе Смирновой было восемнадцать лет. В Ленинграде она работала на стадионе имени Кирова, проверяла билеты у болельщиков, посменно кочегарила. Самый первый эшелон «Ленинград — Целина» увез ее за тысячи километров от шума Невского проспекта. В это лето она работала прицепщицей на тракторе. Тракторист-кубанец посмеивался над городской дивчиной. Как-то остановил он трактор посреди поля, позвал Тосю:

— В тракторе искра пропала. Бери ведро и живо беги до Владимира Поминова, попроси искру. Положишь ее в ведро, а сверху тряпкой завяжи, чтоб не потерялась. Ясно!

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.