Молча, сдерживая дыхание, они смотрели на ее лицо и невольно отворачивались: так тяжко было думать о том, что чувствует сейчас эта женщина.
Она прошла вперед, и навстречу к ней кинулась Верка:
- Тетя Оля, тетя Оля, и Степа ваш и Мишка - оба, оба!
Она обняла Ольгу и от прикосновения к ее разгоряченному телу вдруг почувствовала себя маленькой, беззащитной, несчастной, навек и непоправимо обиженной и заревела громко, по - детски:
- А эти, проклятые, не допускают, как с собакой...
В толпе заплакала женщина, потом - вторая, третья...
Ольга дрожащими руками расстегнула пуговицу сдавившей горло кофты, но невидимая рука продолжала сжимать ее горло. Она провела пальцами по шее, нащупала цепочку тельного креста и рванула за нее; цепочка не поддавалась, тогда с внезапной яростью она вновь рванула, что было сил, и, оборвав крест, кинула его на землю. Багровая полоса на шее окрасилась кровью, но Ольга не почувствовала боли. Медленно сделала она шаг вперед и сказала одними губами:
- Пустите меня к нему.
И вся толпа шагнула вслед за ней.
Высокий бритый городовой, поймавший Веру, весело и, пожалуй, даже добродушно крикнул:
- Осади, осади, баба, назад! - и с видимым удовольствием, играя басистым сочным голосом, рявкнул: - Куда прешь?
Он не мог понять чувств Ольги и не мог понять, что переживали рабочие и женщины, глядя на Ольгу. Он был враждебен и чужд людям, стоявшим перед ним, он жил в другом мире, где были свои тревоги, и сейчас его занимало, что - надзиратель поставил его старшим над пятью товарищами, из которых двое были уже седые, служившие в Ростове, а один - даже имел медаль. И мысль об этом тешила и веселила его; а люди, толпившиеся перед больницей, и высокая женщина с растрепанными волосами - все это было чуждо ему, враждебно и только мешало исправно и расторопно нести службу. И он, ничего не понимая, вдруг отступил на шаг и схватился рукой за кобуру, когда посмотрел на искаженное ненавистью лицо женщины, стоявшей перед ним, на ее черные, сухие глаза. - Пусти! - сказала Ольга.
- Назад, назад! - крикнул он, вдруг ощутив тревогу.
Ольга чувствовала, что сотни глаз смотрят на нее, что люди, стоящие рядом, пойдут за ней, куда бы она их ни повела, она была их болью и гневом, но если б даже она стояла совсем одна против несметной армии, она все же пошла бы к сыну.
- Назад, назад, назад! - кричал городовой, точно заговаривал ее. - Назад, назад!
- Пусти! - вдруг закричала она и со страшной силой, по - мужски ударила его кулаком в лицо.
Он отшатнулся, схватившись руками за окровавленный рот.
- Камнями их, сволочей, камнями! - пронзительно закричала Вера.
Рабочие кинулись на городовых. Но Ольга не видела, что делается во дворе. Она вбежала в темный больничный коридор, распахнула первую дверь и вошла в пустую ярко освещенную комнату. Высокий белый стол на тощих длинных ногах, белое ведро, несколько белых табуреток, желто - коричневые квадраты линолеума - она увидела все это сразу, сознание вернулось к ней, несколько раз она вдохнула крепкий запах карболки. Из соседней комнаты послышался громкий мужской голос. Ольга пошла на голос.
- Кончился, кончился, нет его, уже нету... - шептала она и медленно открыла дверь.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.