Высокое чувство

- Не дождались смены, бурильный инструмент поднимают. Вот ведь народ какой! - сказал Лёша.

Именно здесь, на рубеже промысла, где резко менялся не только пейзаж, но, казалось, и самый воздух, каждый день встречало Лёшу то волнующее чувство душевного подъёма, с которым он начинал работу. И сейчас он широко вздохнул, втягивая в себя ветерок, пахнущий талым снегом, и неожиданно громко засмеялся.

- Вот она, сцена, - сказал он, шутливо подталкивая мотористку. - Покрупней клубной!

Лёша Бараев был бурильщиком первой руки - главным человеком в бригаде. Он постоянно находился у рычагов управления буровой, как капитан на корабельном мостике.

Уже несколько дней молодёжная бригада вела бурение с большой скоростью, собираясь сдать скважину в эксплуатацию на 15 дней раньше срока. Бурильщики, казалось, работали обычно, как всегда дружно и напористо. Уже через несколько дней Бараев с удивлением заметил, что бригада проходит скважину со скоростью, невиданной в этих местах.

- Сколько взяли за ночь? - спросил он у своего помощника, подойдя к буровой.

- 250 метров за вахту, можешь рапортовать, не стыдно, - ответил тот, подходя к костру, чтобы погреть руки.

Помощник Бараева Федя Семиноженко, коренастый и круглолицый весёлый парень, наклонился над костром и заглядывал в лицо Бараеву.

- Говорят, переживаешь ты? - спросил он, потирая над огнём руки и сладко поёживаясь от тёплой истомы, бегущей по телу.

- Говорю, орлы здорово бурили. Так и держать! - громко сказал Лёша и, сердито подшвырнув в костёр долено, пошёл к буровой.

В деревянной будочке, которую бригада перетаскивала за собой из одной точки на другую, находился полевой телефон и висела на стене геологическая карта разреза скважины. Мельком взглянув на неё, Бараев увидел, что долото прошло уже землю на глубину 900 метров и подходило к твёрдым породам - мергелям с цементированной, шершавой поверхностью, срезающей стальное долото, как наждак.

Бараеву позвонили из посёлка. Дежурный по тресту попросил передать рапорт за ночную вахту.

- Прошли 250 метров, - сказал Лёша. - Теперь впереди крепкие камни, как гранит. Прямо крепость обороны!

- Да, будем брать, и брать быстро. Темпов не сбавим, - говорил бурильщик, всё ещё не отводя глаз от геологического разреза, где жёлтой краской с беленькими крапинками была обозначена толщина пласта грозных мергелей. - Народ ждёт меня, кончили, товарищ, - оказал Лёша дежурному и бегом вернулся на буровую.

Когда он стал к моторам, в разрывах туч неожиданно проглянуло солнце. Оно поднималось вверх в голубеющее небо, а свет его широким разовым поясом медленно спускался от снеговых вершин к верхушкам деревьев. На промысле ночью выпал снег, но он уже начинал таять, обнажая подмёрзшую грязь на дорогах, похожую издали на застывший морской прибой. В лесу сразу стало светлей и как - то просторней.

- Ребята, нам до нефти в до рекорда 400 метров! - крикнул Лёша, обращаясь ко всей вахте. - Помните об этом каждую минуту!

... Ему пришлось держать рычаг мотора обеими руками, сильно напрягая мускулы. Вся многотонная вышка вздрагивала от напряжения и ходила под ногами. Опущенные в землю огромные трубы вращались в скважине, и долото, насаженное на конце бурильного инструмента, разбуривало породу. Шёл штурм каменной крепости, и, как во всяком бое, тут требовались и смелая хватка и тонкое мастерство.

Шум подземного сражения вырывался наружу - на буровой трудно было говорить. Лёша отдавал приказания короткими взмахами руки. Ему некогда было даже отереть пот со лба, а его помощники едва успевали наращивать на инструмент всё новые и новые бурильные трубы и опускать их в скважину.

- Артист ты, Лёша, честное слово, артист! - говорил Федя Семиноженко, восторженно глядя на товарища.

Во второй половине дня снова нагнало тучи, и начался дождь. Он сначала звонко пробежался по металлическим перекрытиям вышки, и первые его капли медленно поплыли по фиолетовым лужам нефти. Потом, точно мокрой тряпкой, дождь ударил а лицо. Шум дождя, сливаясь с грохотом на буровой, заставлял бурильщиков напрягать свои голоса до предела.