Выбор цели, или рассуждение о смысле бытия!

Скажем прямо, вопросы совершенно не новые. Эти вопросы суть отражение объективных процессов. Помните диалектический материализм? Единство и борьба противоположностей? Объективные закономерности? Противоречия?

Элементарное воспитание, например, требует во всем уважать старших, чтить их опыт, слушать, а коли надо, безропотно повиноваться.

Кто с этим станет спорить?

Но вот реальная ситуация, и тут мы поверим Александру: цех, где начальником нерешительный, пожилой, возможно, усталый инженер, который не справляется с работой. Человек, безусловно, старше Козаря.

По-человечески Козарю надо сидеть скромно, делать свое дело, ждать, когда пройдут полтора года до ухода – возможного ухода – начальника цеха на пенсию.

Но есть еще один уровень оценки окружающего: инженерная, профессиональная, наконец, гражданская.

И человеческое, и гражданское – положительные начала, но вот беда: они могут входить и входят в противоречия между собой.

Александр Козарь поступил так, как он поступил. Сам своего предшественника «не свергал», но на заданный вопрос ответил честно – с точки зрения дела, и, таким образом, «свержение» пожилого инженера предоставил другим, вышестоящим лицам. Те в интересах дела выбрали более молодого, возможно, более энергичного, и профессионального.

Налицо ситуация, где борются два положительных начала, а когда что-то с чем-то борется, то одно неизбежно побеждает. И вот – парадокс! – побежденное человеческое стало как бы ухмыляться над победившим гражданским, Да, мол, какой ценой победа-то, а? Укоризна в суде, праведная укоризна, спору нет.

Но, представьте себе, ведь и в случае победы человеческого гражданское стало бы укорять своего победителя точно теми же словами и аргументами. Да, мол, какой ценой победа-то, а? Преданием долга, обязанностей, профессиональной истины? Разве же это морально, по-человечески?

Вот такой парадокс. Избирая гражданское, иногда попирают человеческое, избирая человеческое, иногда вынужденно попирают гражданское.

Таких парадоксов в жизни великое множество. Причем очень часто третьего не дано, и действительно приходится выбирать. Правда, на мой взгляд, в ситуации Александра Козаря такое третье, теоретически по крайней мере, могло бы быть. Подчеркиваю – теоретически, хотя, коли уж. мы говорим о таких материях, как нравственное и гражданское, материи эти распространяются на всех действующих лиц конкретной ситуации, а не на одного лишь Козаря. Ведь бывший начальник цеха, ждущий пенсии, тоже не абстрактная фигура, а живое лицо. И, я полагаю, именно ему можно предъявить определенные – в данном случае и человеческие и гражданские вместе – требования.

Итак, пожилой человек, инженер, судьба и жизнь которого для нас – загадка. Однако при всех привходящих личностных обстоятельствах остаются все те же важные всякому критерии: совесть и дело.

Если дело не получается, не по совести ли будет отказаться от него, отойти в сторону, передав дело другому, более профессиональному? Нет ли нарушения принципов чести и совести в том, что, не справляясь с делом, человек все же сидит на должности, от умелого исправления которой зависят судьбы многих людей, работа цеха и всего завода? Нет ли определенной меры бессовестности в том, что человек не способен или не желает объективно, по совести дать оценку самому себе? Разве такая оценка не совестливое, не честное, не человеческое и в то же время не подлинно гражданское дело?

Ситуация, разбираемая здесь, явно экстремального, как нынче говорят, конфликтного свойства. С возможными инфарктами, ощущением несправедливости, чьего-то карьеризма и прочими больными моментами. Человек, всю жизнь хорошо работавший, в конце долгого пути выдохся, а признать этого не хочет – это тоже острый вопрос.

Но есть и другой вариант. Человек, много лет работавший начальником цеха, не только план выполнял, но еще и воспитывал- людей. В таком случае рядом с ним непременно должны подрасти единомышленники, профессионалы, мастера – те, из кого он может спокойно, без спеха и инфарктов подготовить себе достойную смену. И сам же власть свою передать собственному дорогому сердцу ученику.

Красиво-то как! С точки зрения формы – бесспорная преемственность, с точки зрения содержания – продолжение твоего дела с пользой делу общему.

Когда говорят об учителе и учениках, чаще всего подразумевают школу, профтехучилище, ну, седоусого мастера, который наставляет окружающий его молодняк. Дальше фантазия, кажется, не идет. Но загляните в науку! Какой уважающий себя академик, глава научной школы не назовет – да и не одного, а пяток, десяток! – сменщиков себе. В армии по штатному расписанию известно, кто кого заменит, если грянет бой и погибнут командиры. Так почему же столь редко и неохотно говорят о смене на уровне начальника цеха, производственного подразделения, бригады? Ведь если и говорится и думается, так директором или главным инженером, как в случае с Александром Козарем, а не самим начальником цеха. Решения же вверху при всем безусловном их уважении не всегда способны учесть то, что известно внизу, например, в цехе.

Итак, в выборе между нравственным и гражданским, в выборе, где для одного человека может и не оказаться выбора, вмешательство нравственного и гражданского со стороны может изменить ситуацию, освобождая человека от «криминального» решения.

Восхождение к новой профессиональной и деловой высоте может происходить почетнее, безболезненнее с точки зрения нравственной и плодотворнее, продуктивнее с точки зрения деловой. Но возможно это чаще всего при вмешательстве со стороны – именно со стороны и стороны заинтересованной, «обиженной» – точнее, способной обидеться в потенции, – а не сверху.