Поставили немцы пушки и начали по нас бить. Потом авиацию вызвали. Такая вот обстановка. Неприятная. Пятачок мы занимаем маленький, а снарядов и бомб на него обрушилось много. Но если мы столько времени от войны были освобождены, пришлось за эту передышку сразу в полную меру воевать.
Солдатского опыта мы не имели. Просто так, от души дрались, только по-рабочему, со смекалкой.
Когда немцы на нас в атаку кидались, мы трактором на них танк вытаскивали, он их пулеметами бил, а трактор за его броней укрывался. Потом трактор у нас подбили, остались мы без тягла.
Пару танков, какие поцелее, мы скоростным методом ремонтировали, чтобы только на ход поставить.
Мастерская — сарай беззащитный. Но там станки. Детали станочной обработки требовали. А тут бомбы, снаряды все рушат. Падали ребята у станков, один упадет — другой становится дотачивать, пока его третий не сменит. За паршивую втулку жизнями платили, вот во что нам втулка становилась.
На монтаже мыслить надо сосредоточенно. На нем труд всех итожится. Неладно что-нибудь пригнал — весь агрегат приходится снова разбирать, доискиваться. В нормальных условиях высшая ответственность. А тут по рукам, по телу осколками бьет, ударной волной расшибает. Самые мастеровитые, самые знающие, самые лучшие на сборку становились и падали насмерть. Я против своих товарищей солдат-рабочих кто был? Суслик. Ушел в армию с чем? Вроде слесаря-водопроводчика, со вторым разрядом. А тут матерые машиностроители — рабочая интеллигенция. Любой чертеж, схему запросто с одного прищура читали, как вы книжки писателей читать наловчились. Любой станок настраивали, не так как вон тот рыжий сейчас гитару мучает, не понимая инструмента. У них станки на одной высокой ноте работали.
Сказал я вам, немцы из орудий по нашему СПАМу бьют, бомбы с самолетов кидают. Сидим мы в окопах, в танках, в укрытиях, а у всех тревога за станки и техническое оборудование — оно же беззащитное, его в окоп не унесешь. Некоторые в панике от этого из окопов уходили в мастерскую, чтобы хоть самые ценные станки прикрыть мешками с землей. Конечно, недисциплинированно поступали, бой есть бой, у него свой порядок. Но мы еще не привыкли по правилу воевать: как потише, в мастерскую бегали.
Фашист весело на нас шел, самоуверенно. Знал: тыловая рабочая часть, нестроевая. В твердом расчете шел на легкое побоище.
Мы кто? Мы металл ворочать привыкли, строгать, обтачивать, твердость его привередливую себе подчинять. А тут против нас кто? Мясо в мундирах. Ну и дали мы им. Напоминаю. Большинство было старших возрастов — рабочие с выслуженным стажем, не физкультурники, но народ жильный.
Кроме всего, если мы на микронной точности работали, мерный инструмент сами себе делали, так из винтовки, из пулемета точный прицельный расчетливый огонь вести нам сама наша техническая культура обеспечивала. И если человек мог кувалдой с двух замахов заклепку в потай сплющить, так прикладом с одного удара фашисту каску в плечи ему загнать он может свободно.
Собирались обратно в окопе запыхавшись, кто раны на себе бинтует, а кто, чтобы товарищей не беспокоить, прикрыв себе лицо шинелью, помирает молча от тяжелой раны.
Командир СПАМа — офицер-кадровик за нас сильно взялся. Обучал солдатскому делу по уплотненному курсу. Совпала для нас теория с практикой. Но не удалось ему все по военной науке правильно организовать для ведения боя в окружении. Свалила пуля.
Политрук Гуляев на себя командование взял. Но он кто? Бывший инструктор райкома, политически сильно развитый, а по военной линии в пределах Осоавнахима.
Хорошо, у немцев танков не было. Бронетранспортеры на гусеничном ходу со стальным низким кузовом. Тоже вещь опасная, и скорость у нее больше, чем у танков. Но мы их ломать приспособились, простые патроны к крупнокалиберному пулемету на бронебойные переделали, из углеродистой инструментальной стали пули выточили, подшлифовали. И порядок. Бьют стальной лист насквозь. По баку с горючим — пожар.
Под огнем отремонтировали мы два танка старых образцов, но все-таки боевые машины да еще на ходу.
Политрук на партийное собрание вопрос вынес. И так его поставил. Конечно, танки нас сильно выручат, немецкие атаки отбивать. Но у немцев орудия, авиация: могут все равно танки снова расколотить. А у нас тяжелораненые, а также по соседству — зенитчицы, артиллерийский женский расчет, который все боеприпасы уже израсходовал. Есть возможность на этих двух танках девчатам прорваться и к своим эвакуироваться. Водители танков найдутся из числа ремонтников по моторам.
Приняли решение. Стали ребята быстро домой письма писать. Ночью завязали мы с немцами бой наступательный, нахальный потому, что наступать нам почти нечем. Но отвлекли. Танки благополучно прорвались, о чем они нас оповестили через некоторое время ракетой.
Сидим в земле, молчим, каждый про себя думает. А тут вдруг подходит к политруку солдат — слесарь Фетисов, протягивает бумажку. Становится по команде «смирно».
— Прошу принять меня в партию взамен убывшего в связи со смертью товарища Павлова Александра Григорьевича.
Ну, казалось бы, хорошо, человек в партию просится. Но его тут же на месте Федор Соловьев одергивает:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Комсомолец 20-х годов, ныне известный советский строитель профессор Иван Васильевич Комзин, отвечает на вопросы журналиста Ю. Калещука