- Нет, это именно и интересно, - сказал я. - Расскажите, как вы стали таким отличным машинистом.

- Как стал? Ну... тут долго рассказывать нечего. Идёмте, это по дороге можно.

Мы вышли со стадиона и медленно зашагали по пыльному, разъезженному колёсами автомашин, ухабистому шоссе в сторону посёлка строителей. В обе стороны мимо нас, тяжело громыхая, проносились грузовые автомашины. Вечер был на исходе, тёмносинее густерщее небо уже посверкивало звёздами.

- Я, как первую смену отстоял с Колывановым, вечером ему и говорю: «Я, - говорю, - папаша, через пять дней буду на рычагах работать». «Ишь ты, - говорит, - какой быстрый! Самое малое полтора месяца должен учиться». Вот мы с ним и заспорили. А я очень за его работой следил, в самую ничтожность, во всё вникал. Первый день я только двигался - вперёд, назад. Второй день - ковш поднял, грузил в отвал. Но машины ещё боялся. Колыванов от меня, правда, ни на шаг не отходил. На третью смену на «маз» погрузил. А на пятый день уже весь цикл быстро делал. Девятого апреля меня уже на самостоятельную работу перевели.

Какие трудности, спрашиваете, были? Ну, разные... Без привычки, например, сперва очень уставали ноги. Педали ведь тяжёлые, жмёшь их, жмёшь, потом колени болят. Теперь-то ничего, ходули мои как чугунные стали. Для футбола тоже тренировка неплохая. А самое трудное было для меня взаимодействие движений. Следил за напором - забывал про подъём, следил за ковшом - забывал про поворот. Потом и это освоил. Сейчас весь цикл почти вдвое быстрее делаю, чем по норме. Да что ж удивительного: матрос как-никак; с машинами не первый раз встречаюсь! Тут, правда, новые трудности пошли. Ну, да это из другой, как говорится, оперы...

- А какие же всё-таки? - заинтересовался я.

- Да с Колывановым начал воевать. Трудный он старик, нетерпеливый и занозистый просто ужасно! Что ни сделаешь, все не так, все не по его. Ворчит и ворчит. «Я, - говорит, - два года в помощниках ходил, а ты уж больно скорый, как бы не споткнулся!...» Ну и далее в таком же роде.

Теперь недавно другой случай был. У меня работал стажёр, нагружал «мазы». Один грузовик подъехал и стал не так, как обычно: ковш должен идти через перед машины, а тут она стала задом. Стажёр не заметил, повёл ковш и кабину чуть-чуть помял. Шофёр выскочил, бледный, ругается, давай акт составлять. Я сказал, что стажёр не столько виноват, сколько шофёр. А Колыванов сразу в крик: сажают, мол, сопляков на рычаги, они тут всю технику и людей покалечат!

Сперва я, признаться, думал, что это он от зависти: заело, что молодёжь такие успехи делает, стариков обгоняет. Даже злость меня взяла. Откуда, думаю, такие пережитки? Ну, и сам на рожон полез. Разругался с ним. А потом пригляделся - нет, что-то не го. Кричит на меня Колыванов, а у самого глаза блестят, смеются. Доволен. Как же, его ученик, а вот поди ж ты, самого учителя обгоняет! А показать это боится: как бы молодёжь не зазналась, не испортилась. Вот и ворчит, поучает. С утра до вечера. Я же с ним в одной комнате живу.

- Так это Колыванов был - пожилой такой, в очках? Дверь мне открыл?

- Он, - кивнул Яшкунов. - Только мы теперь его раскусили. Покричит, поворчит, а потом к себе позовёт, усадит и начинает рассказывать. Люблю я слушать его. И все мы, молодые, любим. Большую жизнь прожил старик, много видел, много знает. И машинист первоклассный. У него есть чему поучиться. Вот и учимся. А что ворчит - пускай его. Строгость на себя напускает, а сердце-то у него доброе, хорошее...

Задумчиво и пристально поглядев на котлованные огни, Яшкунов проговорил:

- Растёт, растёт котлованище! Сегодня за ночь я его ещё кубиков на тысячу с гаком освобожу. Работа сейчас быстро пошла: много машин подбросили... Но, между прочим, работа эта для меня временная, - сказал он неожиданно. - Я о другом мечтаю: снова турбинистом стать, на турбинах работать, которые здесь будут. Мечты, говорите? А у меня всё мечты сбываются, это уж точно, - он улыбнулся мягко и доверительно. - Только им подсоблять надо, мечтам-то, И рук не жалеть и сердца, думать о них всё время. Вот они и сбываются...

Москвич

Я познакомился с ним на Жигулёвской почте, куда зашёл как-то в воскресенье, чтобы позвонить в Москву. Я нарочно пришёл поздно вечером, рассчитывая, что в эти часы, да тем более в воскресенье, линия не должна быть сильно загружена.

- Москва будет через два часа, - сказала мне Молоденькая черноволосая телеграфистка, одновременно принимавшая заказы на телефон.

Два часа! Ждать два часа на почте казалось немыслимым. Идти домой, в посёлок - далеко. Что же делать?..

В то время, когда я удручённо раздумывал, что предпринять, вдруг с шумом отворилась дверь, и чей-то широкий, раскатистый бас весело загремел за моей спиной:

- Телеграфным работникам моё почтение, Валюте - особое! С воскресным днём вас, дочки! Как Москва, Валюта? На проводе? .

Обладатель баса оказался пожилым грузным человеком в белой фуражке и белом полотняном костюме - в таких здесь ходят многие.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.