Только к рассвету третьих суток ураган начал наконец терять бешеную силу. Небо все еще было закутано плотными, непроглядно - черными тучами, волны по - прежнему вздымались до этих косматых туч, и все же Сами почувствовал, что ураган идет на убыль. Он не мог сказать об этом кому - нибудь из команды: людям не до него, они третьи сутки без отдыха борются с ветром и с морем. Не мог Сами пройти и в каюту, где лежит привязанный к узкой койке его отец, старый шкипер Рами, чтобы порадовать его: на судне некому заменить рулевого, и он должен стоять у штурвала, направляя нос шхуны вразрез водяным горам. Стоит только на миг ослабить внимание, - нос «Утренней зари» метнется в сторону, на палубу хлынет всесокрушающая водяная лавина, и тогда все: не останется ни судна, ни груза, ни людей...

Они и так потеряли уже двух человек. Потеряли трое суток назад, когда нежданный ураган навалился на шхуну с необузданной яростью. Отец едва успел крикнуть, чтобы убирали паруса, как тяжелым тараном обрушилась плотная стена ветра и шхуна вздрогнула от киля до клотика. Матросы рванулись к мачтам, «о ветер мгновенно срезал обе мачты по самое основание и бросил в клокочущее море, казалось, утопив в своем вое треск дерева и полные ужаса вопли людей.

- Их швырнуло за борт вместе с мачтами и парусами, - услышал Сами хриплый голос боцмана Кану.

- Кого?

- Матросов Бану и Мали... Это конец, Сами?

Сами не успел ответить: с кормы прибежал Нони, такой же, как сам он, подросток - матрос, и, приседая от страха, сказал:

- Там умирает шкипер, а у штурвала никого нет.

Сами помчался на корму и увидел: отец лежит «а мокрой от крови палубе и с недоумением смотрит на свою раздробленную, неестественно откинутую в сторону ногу; лицо его искажено гримасой боли. Но когда сын нагнулся к нему, шкипер Рами сказал спокойно и очень ясно:

- Это обломки рангоута. - Он кивнул на ногу. - Запускайте мотор, а ты становись к штурвалу. Держи вразрез волнам, слышишь? Только вразрез волнам!

Сами стал к штурвалу и вцепился в него, чтобы не выпускать или до самой смерти, или до конца урагана. Он знал, что на судне некому заменить его: в такой шторм только отец или он сам могли заставить «Утреннюю зарю» слушаться руля. Он видел, как боцман Кану и Нони подняли шкипера и унесли в каюту. Он крикнул в переговорную трубку мотористу Гами, чтобы тот запускал мотор. Он успел даже приказать матросу Рони обрезать и вышвырнуть за борт ненужные обрывки вант. И тут началось...

Что было в течение этих трех суток? Был ветер, неистовый, стонавший тысячами глоток, были горы воды, низвергавшиеся на судно, и была, наконец, усталость, которая страшнее смерти.

Чтобы не последовать за Мали и Бану, юноша обмотал себя кусочком лаглиня и намертво привязался к штурвалу. Даже волны теперь не могли ничего поделать с ним. Они лишь хлестали его тело - и только.

Временами Сами впадал в забытье и, кажется, начинал бредить. Он видел себя на золотисто - песчаном берегу родного атолла у островов Мальдивского архипелага, ощущал пряные запахи манговых деревьев и кокосовых пальм, слышал неумолчное стрекотание цикад и видел, как мелькают изумрудные летучие ящерицы и трепещут крыльями гигантские бабочки... Хотелось плакать от боли, усталости и отчаяния, хотелось выхватить из - за пояса нож, полоснуть по веревке, впивающейся в тело, чтобы сразу, при первом же ударе волны, - конец нечеловеческому напряжению и мучениям. Но он гнал от себя мысль о ноже:

что будет с судном, с грузом и людьми? Что будет с отцам? И Сами думал о другом, думал и вспоминал прошлое: так становилось легче. Вспоминал, как впервые, еще пятилетним мальчонкой, вышел с отцом да лагуны родного атолла в открытое море. Тогда у них была старая шхуна «Муссон», но и «а ней, как здесь, работали эти же матросы. Однажды, поднявшись на шхуну, Сами опускался на берег лишь для того, чтобы сходить в тростниковую хижину, где с тоской и тревогой ждала его мать, да вместе с отцом навестить знакомых на других островах архипелага. А когда умерла мать, отец и сын еще реже стали сходить на берег: будто оборвалась невидимая нить, связывавшая их с землей.

Именно тогда - скорее от глубокого горя, чем по необходимости, - старый шкипер впервые решился покинуть архипелаг, где знал все проливы, все входы в лагуны, все подводные рифы, словно они навечно были запечатлены в его мозгу. Нагрузив «Муссон» крепчайшими в мире кокосовыми канатами, копрой и тканями искусных ткачих - сингалезок, он повел тяжело осевшую шхуну к далеким, чужим берегам...

Первым из сингалезов шкипер Рами проложил дорогу от Мальдивского архипелага в далекий прекрасный Бомбей. Очень выгодно продал он там свои товары и спустя несколько месяцев отправился в новый рейс, на этот раз в Калькутту, а позднее на остров Цейлон. Сингалезы завидовали ему: скоро Рами будет самым богатым человеком на островах. Однако Рами не такой человек, чтобы богатеть за счет других. Каждый раз обходил он теперь острова, собирая у сингалезов канаты и копру, ткани и раковины - каури, а когда возвращался назад, отдавал им все до гроша, что выручал либо в Калькутте, либо в Бомбее. Люди сами платили ему за труд и за риск - платили, кто сколько мог, и Рами не упрекал их за низкую эту оплату: шкипер хотел, чтобы сингалезам жилось лучше и легче. За пять лет он сумел накопить столько, чтобы выстроить «Утреннюю зарю» взамен износившегося «Мус сана». Эту шхуну нельзя было назвать иначе: грациозная, как сингалезская девушка, со строгими, изящными обводами, с резным бушпритом и кормой, она, даже стоя на якоре, как бы рвалась в безбрежные дали, навстречу утренней заре, и сами люди подсказали Рами поэтическое название его судна.

Годы плавания не прошли даром для сына старого шкипера. Стал он стройным, бронзовокожим подростком с черными, отливающими синевой волосами, собранными в тяжелый пучок на затылке. В этот пучок всегда был воткнут затейливый черепаховый гребень, в мочках ушей поблескивали маленькие серебряные сережки с жемчужинами, и если бы не широкая мускулистая грудь, всегда открытая ветрам и солнцу, Сами легко можно было бы принять за девушку - сингалезку.

Только близкие товарищи его, матросы «Утренней зари», знали, чему научил его шкипер Рам». Он не хуже самого шкипера умел управлять парусами, вести шхуну по солнцу, по звездам в ночную пору, обходить подводные рифы в узких проливах родного архипелага. И поэтому никто из матросов - не удивился словам Рами, произнесенным в день окончания постройки новой шхуны.

- Это будет тебе, - сказал шкипер сыну. - Как отец передал мне «Муссон», отправляясь в страну праотцев, так со временем я передам тебе «Утреннюю зарю». Будь же честен и справедлив с людьми, и люди всегда ответят тебе добром на добро...

То Кану, то Рони время от времени пробирались к рулевому и, цепляясь за леер, поили его кипятком из консервной банки. То Кану, то Рони по часу и больше стояли рядом, помогая Сами ворочать тяжелое колесо штурвала. И хотя он не знал, то ли сами они приходят сюда, то ли их присылает отец, но от этого ему становилось легче: будто старый шкипер протягивает ему свою крепкую руку...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.