И революционные эпохи уже воспринимались отдаленными и близкими одновременно.
Отдаленными, должно быть, потому, что с началом рабочего движения, с пятым и особенно с семнадцатым годом Россия так ходко перемахивала через горы времени, что у новых поколений возникало при виде уходящих в прошлое событий горестно-завистливое чувство: опоздали родиться!
Но эта же, ни одной другой страной не испытанная стремительность исторического движения сделала современниками членов первых рабочих кружков, где читали «Искру», и комсомольцев, чью явку на политзанятия проверял дотошный комсорг.
Оказалось, что никто не опоздал родиться и что вообще с этим нельзя ни поспешить, ни повременить, а надо с ясным ощущением исторической ответственности принимать на себя дела старших, как принимают станок на ходу.
И если есть то особенное чувство, которое мы окрестили завистью, то оно не вялое, не воздыхательное; не к сожалениям оно побуждает — к действию.
Разве победа первых пятилеток меньше значила для судеб социализма, чем победа в гражданской войне?
Разве твое каждодневное стремление, чтобы плодами становились ростки коммунизма, не есть лучшая дань героям Великой Отечественной?
Напротив 81-й средней школы разместился историко-революционный музей Красной Пресни. Уроки истории нередко проводили там. Мне особенно запомнилось занятие о первой русской революции. В учебнике все-таки мало было об этом. Учительница же истории Евгения Михайловна Тупицина рассказала про пятый год прямо в музейном зале, где так живо можно было вообразить себя участницей боев на Кудринской или на Горбатом мосту и так пристально в тебя всматривался со старой фотографии Литвин-Седой...
Инне нравились история и литература, хотелось выучиться на историка. Но судьба девочки круто изменилась с началом войны. Уже 17 июля 1941 года ее отец, поммастера с ткацкой фабрики комбината «Трехгорная мануфактура», погиб под Смоленском, а мать на долгие годы слегла в больницу. Учась в восьмом — десятом классах, Инна жила одна и только потому не бросила школу, что рабочий коллектив Трехгорки всех ей заменил и помог.
Восемнадцать лет ей исполнилось за четыре месяца до окончания школы. Фабричный экономист, депутат Мария Ивановна Дмитрук дошла до правительства, но выхлопотала сохранение пенсий Инне на эти месяцы. И к выпускному вечеру фабрика сшила ей платье...
Инна начала на фабрике копировщицей. Сейчас она старший инженер-конструктор отдела главного механика; текстильный институт окончила заочно.
С коммунисткой, руководительницей комсомольского кружка И. И. Карандаевой меня знакомит Ефанов. Он говорит, что ее кружок в парткоме на хорошем счету. Инна Ивановна рассказывает мне про занятия с профессиональной увлеченностью; видно, что в партийное поручение естественно влилась давняя тяга к истории, литературе, проблемам нравственного роста личности.
Учебы, роста нет, если не пристрастишь кружковцев к самостоятельному чтению, к глубоким раздумьям над каждой страницей.
Сбор кружка по ленинской речи «О трудовой дисциплине» шел на фабричном радиоузле. «Давайте еще раз», — попросили ребята, едва смолкла граммофонная пластинка. И вновь напряженно и любовно вслушивались в родной голос, где мощный разбег мысли смягчен милой картавинкой...
В кружке — токари, слесари, копировщицы, конструкторы. Когда работали над «Великим почином», встала перед глазами ранними своими субботниками Трехгорка (у многих родители — тоже трехгорцы: у Лейлы Закировой, нынешнего комсомольского секретаря отдела главного механика, отец сорок пять лет проработал на отделочной фабрике, отец Сережи Мельникова руководит граверной мастерской и т. д.) и вместе с тем по-новому осветились комсомольские субботники наших дней. Работа по «Великому почину», учебная и практическая, была вторым этапом Ленинского зачета.
Мы идем с Инной Ивановной посмотреть станок, на котором работал токарь отдела главного механика, Герой Советского Союза Анатолий Живов. Над станком — памятная доска. В красном уголке отдела выставлены фотографии и документы юноши и его семьи (отец Анатолия работал на Трехгорке водопроводчиком, а мать — уборщицей).
Есть памятная доска на ткацкой фабрике — там среди других имя отца Инны. Погиб Иван Филиппович тридцатидевятилетним, уйдя на фронт не по призыву — добровольно. «Я же коммунист», — коротко объяснил он домашним свой поступок. И осталась у Инны вечная печаль (стольким людям теперь знакомая!), что не выспросила у отца про его комсомольскую молодость, только помнит его рассказ, что был он воспитателем в той самой детской колонии, где снимали фильм «Путевка в жизнь».
Желаю тебе, читатель-друг, среди торопливых будней, там, где учишься, работаешь, живешь, испытать крылатые минуты, когда с поразительной отчетливостью осознаешь себя звенышком в народе, а народ — в его неудержимом движении.
Ведь если времена, как земли, окинуть взором с птичьего полета, увидишь позади темнеющий девятнадцатый, а за нашим бурно-стремительным веком — красные зори двадцать первого...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.