Дело в том, что смысл нынешней жизни Колесникова не в драматизме его рабочих будней, хотя жена его, Валентина Михайловна, как всякая жена шахтера, с тревогой ждет возвращения мужа со смены. И не рекорды, которых было на счету у бригадира и бригады немало и еще, я думаю, будут, определяют сегодня жизнь этих людей.
Что же определяет?
Деловой и трезвый расчет в работе. Учет массы мелочей. Постоянный поиск резервов. Вот что типично для Колесникова. Как сказал мне главный инженер шахты: «Сейчас иное время. Не лишь бы больше угля любой ценой! А дешевле, за счет роста производительности труда...»
Так вот о резервах... Резервов много. Но реализуют их люди. И ту же технику — которая где-то еще пока прямой «резерв», а в бригаде Колесникова уже реальная машина, изученная и испытанная, — ту же технику можно заставить работать в четверть силы, вполсилы, а можно взять от нее все, на что способна.
Все зависит от людей. От их знаний, умения, добросовестности, экономической заинтересованности.
Я пишу об Александре Колесникове и вполне сознаю, что от этого человека — бригадира — зависит успех дела. Экономист сегодня не сбросит со счета «человеческий фактор». Этот главный «резерв».
То есть, если поставить вопрос прямо, он прозвучит так: какого типа человек способен сделать реальностью вот на этом маленьком клочке огромного фронта индустрии, в шахтерской бригаде, те перспективы, которые начертаны съездом?
Начну с того, что этот человек должен быть с современной техникой на «ты».
Одних жизнь заставляет кланяться технике: куда, мол, без нее? Колесников как шахтер был воспитан не на отбойном молотке — он вырос среди машин. Как будто судьбе было известно, что придет время, и шахтерской бригаде нужен будет именно такой человек.
В семнадцать лет Колесников пришел на одну из шахт Краснодона, заменив отца, не вернувшегося с фронта. За ним шахтерами стали три брата. Пришли на ту же шахту, в ту же лаву. Еще свежа была боль, вызванная гибелью молодогвардейцев. Еще ходили братья вчетвером собирать колоски в поле и искренне мечтали «когда-нибудь досыта поесть». Но уже тогда, в те послевоенные годы, врубмашинист Семен Терентьевич Рубан учил Колесникова своему делу. И когда однажды заболел его помощник, рискнул поставить паренька рядом с собой.
Все основные вехи, связанные с внедрением техники в горном деле, — это личная судьба Александра Колесникова. В пятидесятые годы он внедрял комбайн на шахте «2-я Северная», где были в ту пору одни «молотковые» бригады.
Появился знаменитый «узкозахватный» — Колесникову сказали: «Давай, Александр!..» В начале шестидесятых годов Николай Мамай перешел на шахту «Суходольскую» — Колесникова направили в его бригаду: «Нужно помочь. Ты владеешь техникой...»
Я перелистал страницы шахтерской многотиражки. Редкий номер не сообщал об успехах бригады Мамая, о всесоюзных рекордах. И хотя со страниц не смотрело на меня лицо Александра Колесникова, я представлял, какую колоссальную роль сыграл этот человек, машинист комбайна, а потом звеньевой комсомольского звена, в эпопее, которая спустя годы была названа «Мамаевскими университетами».
И вот теперь, в семидесятые годы, он бригадир. Последний барьер, преодоленный им в «царстве машин», — универсальный «комплекс». Сложная, как говорят видавшие виды шахтеры, вещь. «Комплекса» боялись, пророчили: «В наших условиях не пойдет...» Колесников рассказывал мне, как монтировали в лаве эту машину, как начали ее осваивать: «Рассчитана она не больше чем на 15 градусов падения, а у нас — двадцать пять. А боковые породы слабые, кровля рушится. Завалы! Пять месяцев мучились. Нам говорят: «Лава механизированная! Где отдача?» А у нас не ладится... Но к концу года, помню, выбрались на рубеж тысячи тонн».
Очень трудно шахтеру получить вечернее образование. Просто физически трудно, даже если не добавлять «субъективных» причин, связанных с семьей, с личной жизнью.
Колесников, конечно, не единственный, кто сумел найти в себе силы и все-таки получить техническое образование, не бросая лаву, товарищей, не требуя для себя особых условий, — не единственный, повторяю, но от этого мое уважение к нему не уменьшается. Теперь он техник. И в бригаде у него много техников. И это не «растрата образования», а в данном случае требование времени, почерк технического прогресса.
Когда я думаю, какой бесспорный козырь есть в новом пятилетии у Александра Колесникова, как у бригадира, козырь, который позволит ему выйти со своим маленьким «боевым подразделением» победителем, я прихожу к выводу, что это — владение машиной. И в этом смысле Колесников — современник своего технического века.
Но у него, у Александра Колесникова, не одни лишь механизмы в руках — восемьдесят душ под началом. Четыре смены, четыре звена. Ремонтники. Контакты с «внешним» для бригады миром.
Неизбежно потерпит неудачу в наше время тот, кто не примет во внимание: управлять людьми не менее трудно, чем хитроумной машиной. В этом смысле Колесников обладает «запасом прочности».
За что его любят?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.