Я попробовал из мнений разных людей составить некий «критерий уважения». Кто-то, например, вспомнил, что Колесников однажды встал из-за стола в день рождения жены и ушел в связи с какой-то необходимостью в шахту... Один шахтер самым достойным его качеством считал принципиальность. Как он выразился: «Невзирая на лица»... «Знаете, — объяснял забойщик, — как он говорил на профсоюзной конференции о благоустройстве поселка?! Будь здоров, рубил сплеча!» Комсорг же участка, сам ремонтник, ценил в Колесникове иное — интерес к ремонтникам: «Понимаете, когда мы выходим из шахты, сдаем смену, он первым делом не забойщиков спрашивает: «Как там у вас? Сколько нарубили?» — а нас, ремонтников. Он к нам серьезно относится. Понимает, от чего успех зависит...» Другие люди не могли, например, вспомнить случая, чтобы Колесников послал вместо себя в опасное место другого: «Пойдет сам... У нас однажды завалилось несколько стоек. Кто первым пошел устранять аварию? Саша...» Люди называли среди достойных качеств бригадира его неизменное спокойствие. «За выдержку его уважают, — говорили мне, — не вспылит, не накричит...» Иные ценили: «Он к шутке приветлив». Колесников действительно хороший рассказчик. Не даст в худую минуту упасть духом...

Из отрывочных суждений, из пространных рассказов о совместной с Колесниковым шахтерской жизни, из собственных наблюдений, из бесед с директором шахты и парторгом, из тех порой неощутимых источников, которые приходят на помощь журналисту в виде так называемой интуиции, я вынес чувство симпатии к Колесникову. Но теперь, понимаю, я должен выделить хотя бы два-три главных качества этого человека, которые ему как руководителю коллектива были бы сегодня, как никогда, необходимы.

Что же, во-первых?.. Пожалуй, то, что Колесников — отменный психолог. Конечно, спроси его я или кто из его приятелей прямо: так ли, мол, это, — он немало бы удивился.

Книжек по «психологии личности» Александр Яковлевич, думаю, не читал. И специального курса не слушал. Но жизненная школа так повернула свое обучение, что вот умеет он первоклассно понимать людей.

Колесников обрисовал мне своих звеньевых: «Вот, скажем, Сизов Анатолий. Ох, горяч, вспыльчив! Любит, чтобы все у него горело! В нарядную заходит, глаз сразу на доску с флажками: чье звено впереди? Я его как бы удерживаю: «Ты не увлекайся одной добычей. А ремонт! А другим звеньям работу обеспечил?..» А вот, скажем, Николай Горянский. Этот другой. Строгий парень. Любит смену принять, чтобы все у него было отлично. Чуть что, шумит. Горячки, как у Сизова, нет, но напористый... Однако надежнее, пожалуй, Анатолий Разумный со своим молодежным звеном. И Иван Яковлевич Данилов, спокойный, исполнительный...»

Что еще, кроме знания психологии, в арсенале Колесникова? «Совет бригады».

Разумеется, когда я говорю: «В арсенале Колесникова...» — речь не идет о том, что появление в бригаде своего коллективного рабочего органа — персональная заслуга одного человека. Не Колесников, конечно, совет «выдумал» — это творчество масс. Это люди нашли органичную для них форму проявления демократии на производстве и участвуют в управлении им.

Забойщик Виктор Жученко говорил мне, что их «совет», в котором, кроме бригадира и звеньевых, еще несколько самых авторитетных рабочих, сам решает, как работать бригаде. Реален ли план? Что нужно, чтобы его выполнить? «Все до мелочей, — говорил Жученко, — обсуждаем у себя, по-семейному. Что подносилось, какой двигатель... Где редуктор полетел, где кабель заменить или шнек на комбайне... Кому как. Для нас это жизнь. И от того, как мы сами распорядимся — то ли проспим, понадеемся, то ли позаботимся, похлопочем, — зависит наша судьба. Не все, конечно, в наших руках. Но когда надо, совет вынесет решение: «Обратиться к администрации...» А наша внутренняя жизнь? Взаимоотношения? Даже поведение людей вне производства. Мало ли? Если совет постановит: «Убрать из бригады!» — администрация уберет, будьте уверены».

Не за меня решают — кто-то, мол, свыше, — как мне жить в коллективе и как работать — я сам решаю. Вот простая мудрость этого дела. Как же Колесникову не воспользоваться могучим инструментом самодеятельности масс?

И, наконец, еще один важный штрих к портрету бригадира современного толка.

Шахтер в бригаде Колесникова — это наш рабочий, воспитанный в духе наших моральных принципов. Он читает наши книги. Смотрит наши фильмы. Он взращен всем образом нашей жизни. А это значит, что ему будет по-прежнему присущ и дух социалистического соревнования, и небезразличие к делу, и искреннее уважение к трудовой славе товарища, и творчество не ради вознаграждения, а «по духу», — словом, все то, что очерчивается понятием «моральная сторона труда». И тут резервы производительности, право, трудно обозначить какими-то мерами измерения и определить их «запасы».

Колесников, по его словам, просто «чувствует» своих ребят. И я понимаю, почему несколько лет назад именно колесниковское комсомольско-молодежное звено поехало домой к Елене Николаевне Кошевой и попросило: «Позвольте нам считать Олега в своей смене...» И в лаве стало одним забойщиком больше.

Я начал с того, что каждое время выбирает своего полпреда, словно заботится о том, чтобы потомки полнее представили по его портрету облик эпохи.

Конечно, каждый человек так или иначе несет в себе черты своего времени. Но мы часто говорим: вот этот «современен», а вот тот «отстал». А кто-то в недрах сегодняшнего дня уже предвосхищает завтрашний.

Кто же для шахтеров Колесников?

Колесников для них, как они выразились: «То, что нынче надо. И что будет надо достаточно долго...»

Что добавить к этому?.. Шахтеры выразили свое отношение к Колесникову вполне определенным образом — они избрали его своим делегатом на XXIV съезд КПСС. И тем самым сказали: вот человек, отвечающий нашим понятиям о современном рабочем-коммунисте, вот кто должен сегодня представлять наше шахтерское племя.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.