Время быть…

— С Сашей Богатыревым мне так спокойно. Он такой внимательный...

от того, как играет солист:

— Иногда, если скрипач неярко играет, такая тоска находит, вы и представить себе не можете... Выпадаешь из образа. Не музыка ведь должна исходить из танца, а танец из музыки...

Когда танцуешь Одетту, лирическое чувство должно быть твоим постоянным состоянием на сцене. Должна быть длительность и протяженность. А мне порой кажется, что у меня сплошная укороченность...

…А после дебюта я вышла кланяться, и кто-то из оркестра крикнул:

— Семеняка, браво! Поняла? Молодец.

И так снова танцевать захотелось. А уж спектакль кончился.

У балерины гораздо меньше времени, чем у большинства из нас. Она должна именно сегодня, сейчас не только в совершенстве владеть всей техникой своего искусства, но и быть взрослой и мудрой в своей артистической сути, ибо никто не простит ей духовного инфантилизма, как бы молода и привлекательна она ни была.

Искусство не отпускает ее ни на секунду. Ее нервы, сердце, мозг постоянно заняты одним: созданием образов. И это труд приятный и тяжелый, вдохновенный и изнурительный. И когда она, улыбаясь, говорит: «У меня все переплетено с танцем. Вся жизнь в танцах!» — почему-то не очень хочется улыбаться в ответ... И потом, снова подшучивая над собой, продолжает: «Куплю щенка-пинчера и коньки для фигурного катания». А я уверен: нет, не купит. Хотя, наверное, повозиться с щенком или повалять дурака на катке для нее — одна из немногих возможностей чуть-чуть отвлечься от неотступной мысли:

— Прошел еще день... месяц... год...

И посетить художественную выставку для нее — работа, и посмотреть кино — тоже работа. Потому что все, что она видит на сцене, на экране или на холсте, она проживает в своем сердце. И эта постоянная тренировка души для нее, актрисы, — необходимый атрибут жизни.

Я не знаю, когда она отдыхает. Может быть, только тогда, когда слушает по телевизору сводку погоды?

— Там мелодия такая чудесная — Я ее никогда не пропускаю.

О ней, о Людмиле Семеняке, еще тысячу раз скажут: «Нет, это не Уланова. Нет, это не Плисецкая». А если в конце концов она и станет по-настоящему большой балериной, ей придется приложить невероятные усилия, чтобы продлить время своего триумфа: сценический век балерины краток.

И так прекрасен успех, и так сладостны эти самые плоды творчества! Но как горек порой их вкус для тех, кто их выращивает... Но кто же в двадцать лет думает об этом?

...Я смотрю на нее из зрительного зала — недавно Людмила Семеняка с блеском станцевала партию Маши в «Щелкунчике» — и чувствую ту скорость, с которой балерина рвется к высотам искусства, и тот трагизм, который сопутствует этому движению...

Однажды я слышал, как известная балерина сказала:

— Сегодня в зале кто-то шикал: «Не хлопайте, не мешайте артистам!» Совершенно непонимающий человек. Ведь мы во время поклонов отдыхаем. Что же нам, выходит, без отдыха танцевать?

Людмила Семеняка не скажет так. Даже самой себе. Потому что балет для нее — еще только предчувствие, и самый тяжелейший труд — радость, и усталость от этого труда — тоже почти одна радость.

Но я смотрю на нее и вспоминаю слова той известной балерины. И мне хочется сказать: не бойтесь быть слишком щедрыми к артистам. Аплодируйте, если их искусство задело вас за живое. Особенно молодым. Таким, как Людмила Семеняка, балерина которая судит, — была ли она вдохновенна на сцене или нет, — еще и по тому, сколько пота на лбу выступило...