– Э, не скажи, иногда достаточно и одного выстрела, – улыбнулся Савватей и помчался вперед, туда, где уже исчезали в тумане люди Гнатовского.
Гнатовский раздобыл себе нового коня. Кайдашенки отдали ему плененного жеребца, которого выхаживали для колхозного табуна к возвращению наших. Лошадьми занимался Левко. С самого основания колхоза в Борщаговке был он в нем старшим конюхом, и, конечно же, это он заблаговременно позаботился о жеребце, потому какой же табун без жеребца? Сейчас Левко вел сани с пушкой и тоскливо погладывал на своего жеребчика, которого Гнатовский немилосердно приучал к седлу. Левко так и обмер, когда жеребчик не послушался всадника и помчал его к озеру, едва подернувшемуся первым ледком.
– Провалишься! – не своим голосом закричал Левко. Гнатовский с трудом вывел коня на твердь, где зияли черные воронки от снарядов. В одной из таких воронок, подумал я, погребены останки маленького Франца. Следом за моими санями шли сани Йонеша.
– Знаете, что?
– Что, Йонеш?
– Или мне показалось, или етот немец что-то от меня скрыль.
– Вы про Франца?
– Да. Я просто вспомниль глаза... Не понравились мне глаза...
– Предчувствовал смерть... – Я явственно увидел их выражение, когда Гнатовский на косогоре подал ему свой солдатский знак.
– У него попаль снаряд, да?
– Наверно.
– Жаль, конечно, мальчишка...
Возле дубовых ворот с навесиком, массивных и старинных, – может, еще от времен древлян, – стоял старик в шапке и в кожухе, борода у него косматая и черная, как ночь; помахап нам рукой, и из рваной рукавицы высунулись белые пальцы. Савватей остановил коня около деда, сказал:
– Дедуль, тут где-то разорвало немчика, так найдите его да похороните. И тех, на косогоре, тоже не мешало бы закопать. Слышите, дедушка?
– А чем? – Дед протянул к нам свои слабые старческие руки.
– Лопатой, – рассердился Савватей. – Мы не успели...
– Скажу Омельке... Скажу... Прах есть прах...
Омелько, его сосед, тем временем семенил по направлению к нам мелкими шажками. Ну, точно стреноженный конь. Был он тоже в шапке, в домотканой свитке, с суковатой палкой, очень похожей на его нескладную фигуру. Омелько бежал изо всех сил, чтобы сообщить нам что-то важное.
– Эге-ге-гей! – Он поднял палку, отчего немедленно потерял равновесие.
– Обождите-ка! Видать, Омелько вам что-то сказать хочет, – остановил нас дед.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
С первым заместителем председателя Государственного комитета стандартов Совета Министров СССР Всеволодом Васильевичем Ткаченко беседует корреспондент «Смены» Леонид Петров
Семь монологов Геннадия Хазанова, которые он не произносит в концертах