Невдалеке от нас высились четыре ступеньки какого-то подъезда.
Люди, занимавшие этот плацдарм, охотно уступили нам место. Человек в котелке оказался в поле зрения.
Он стоял среди большой группы хорошо одетых людей.
— В бой вступают все, — тихо промолвил Воробьев. — Говорить короткими очередями, но бить наповал...
— Товарищи! Вы получили предметный урок. Вам, наверное, яснее стало, как понимают свободу агитации и чего хотят капиталисты, кадеты, все представители и пророки колупаевых и разуваевых, заполучившие власть в лице Временного правительства. Я думаю, что вы не сможете назвать человека, сорвавшего наш большевистский плакат, бедняком, голодранцем, пролетарием...
Одобрительный смех прокатился по толпе.
— Да вы поглядите на него, — продолжал Воробьев, и многие невольно повернулись в ту сторону, где стоял человек в котелке. Кое-кто встал на цыпочки, чтобы лучше разглядеть виновника происшествия. — Трудно придумать более выразительный плакат, агитирующий за нас, большевиков. Глядите, как гордо выпячивает он золотую цепь на своем округлом животе, мечтая заковать в железную цепь Россию, и в первую очередь рабочих и крестьян! Власть Советов, к которой мы призываем, для него и для его класса — каюк! А для народа — спасение, путь к счастью...
— Вы думаете, он храбрец? — насмешливо произнес Арнштам.
— Он трус, жалкий трус! У него поджилки трясутся от воспоминания о том, что рабочие и солдаты вышли на улицу в Петрограде и Москве с лозунгами «Долой войну!», «Долой десять министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!». У него душа в пятках, потому что эти лозунги для него — нож острый. Остановить ход истории он не в силах. А исподтишка сорвать плакат он может. Это тоже доказательство его трусости. А вот когда он прикажет своему Временному правительству стрелять в народ и оно выполнит его приказание, — тогда он и ему подобные будут в зверствах великими храбрецами, потому что ярость кипит в них невероятная. Товарищи! Чтобы этого не случилось, голосуйте за большевиков! Вырвите ядовитые зубы у змей!..
Наш товарищ не подозревал, что его слова станут пророческими. Через некоторое время, третьего июля, в Петрограде произошел расстрел мирной демонстрации.
— Я нижегородский рабочий, — сказал Фридман, в свою очередь, вступая в строй. — Вот такие, как он, сидели в городской думе и снова хотят в ней верховодить, да и не только в ней. Пусти такого главенствовать в думе, разве он будет стараться построить хорошие дома вместо лачуг, скажем, на Молитовке или в Сормове? Что ему грузчики пристани? Что ему работяги Канавина? Ли копейки не даст он на улучшение условий жизни бедноты, для нищих окраин. Голосуйте на выборах в думу за список номер семь! Трудящиеся люди должны стать хозяевами города и всего, что есть в мире. Они наведут в городе и в мире настоящую красоту, дадут рабочему человеку подлинную свободу...
Радуясь успеху митинга, Воробьев шепнул нам, что сейчас произнесет несколько заключительных слов, но... Как только Фридман произнес слова «подлинную свободу», человек в котелке злобно крикнул:
— Не будет вам свободы! Не будет!
Тут-то все и началось...
— Кому это «вам»? — громогласно спросил Воробьев. — Рабочим? Крестьянам? Солдатам? Голодранцам? Санкюлотам?
— Да, да! Голодранцам! Санкюлотам! — запальчиво проорал человек в котелке.
— Товарищи! — обратился Воробьев к нашей аудитории. — Во времена Французской революции парижская буржуазия дала французским революционерам, бедноте и полупролетариям насмешливое прозвище «санкюлоты», что означает — голодранцы, бесштанники. А наши давние товарищи с гордостью подхватили это имя и сами стали называть себя санкюлотами. Мы тоже не отказываемся так себя называть. Да, мы санкюлоты! Но времена теперь другие, господин в котелке и с золотой цепью на пузе! У трудящихся людей, у крестьян, у бедноты есть вожак — пролетариат, у пролетариата есть испытанный в боях вождь — рабочая партия, наша партия, ленинская. Если вокруг нее сплотятся люди труда, создающие все богатства, которые есть в мире, — не устоять эксплуататорам и угнетателям, наутек бросятся субчики, подобные этому господину в котелке...
— Пропустите нас, товарищи! — сказал Воробьев, подняв руку. Люди расступились. — Я хочу, чтобы вы поняли, насколько велика сила, которая есть у нас. Я хочу, чтобы вы поняли, что большевики знают, куда эту силу направить. Пойдем сплоченными рядами навстречу врагам и увидим, выдержат ли они напор народа, когда его ведут по правильному пути!
Воробьев взмахнул рукой и весело крикнул:
— Вперед, санкюлоты!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.