Всё было готово: размерено, рассчитано, рассказано. Михаил Карпачев перевалил за бруствер и здесь, в открытом снежном поле, прижимаясь к обледенелому бугорку, стараясь слиться с ним всем своим существом, ждал сигнала. Справа и слева от него горбились такие же белые кочки: ребята уже выбрались из траншей, припали к снегу.

Упруго ахнуло позади, будто сразу лопнули миллионы туго натянутых струн. Над головой Карпачёва, над бойцами, напрягшимися для броска, с густым шелестом понеслись снаряды. Три секунды - и от страшного грохота, показалось, качнулся мир. В двух сотнях метров впереди вздыбились земля, бетон, камень, железо... Это на линии немецких укреплений, расчищая дорогу штурмовикам, рвались наши фугаски.

- Лёша, пора, - пересохшими губами шепнул Карпачёв. (Ему показалось, что он крикнул.)

Капитан Корчагин мотнул головой: «Лежи!» Опять и опять раскатился по берегу упругий залп батарей. Выстрелы как будто нагоняли друг друга.

Гром оборвался мгновенно. Больно резнула по слуху внезапная тишина, и вдруг, словно сто паровозов вздохнули одновременно. Густое шипенье ещё не затихло, а впереди вся линия немецкий окопов забурлила дымными снежными всплесками. Чуть позже донеслось непрерывное грохотанье: это по развалинам дзотов, по толпам немцев, устремившихся вглубь, замолотили миномёты.

- А - а - а!... - услыхал Карпачёв.

ВСКОЧИВ на ноги, выпрямившись во весь рост, капитан Корчагин высоко поднял руку. Красная ракета выскользнула прямо из неё и, шурша, разгорелась яркой звёздочкой, повисла над передним краем.

- Ур - р - р - а - а - а!...

И слева и справа в сторону немцев взмыли такие же сигнальные ракеты, и слева и справа донёсся прерывистый, радостный, захлёбывающийся крик: «А - а - а!...»

Штурм был начат.

Как рассказать, как вспомнить эти секунды? Не пригибаясь больше, нет, не прячась, - с винтовками наперевес, с высоко поднятыми гранатами люди мчались вперёд.

- За Сталина!...

Карпачев придерживался сначала бруствера старой, полузаваленной снегом траншейки боевого охранения, потом повернул к городу, напрямик. Прямо перед глазами встала красная кирпичная стена больницы.

- Туда!

Рядом мелькнула знакомая фигура: обгоняя своего отсекра, член комсомольского бюро полка старший лейтенант Таранец с бойцами шёл на приступ. А как другие комсомольцы?

Припав к пулемёту, сощурив глаза, напряжённо бьёт сержант Соколов. «Максим» дрожит, глубоко в снег въехала ловкая белая лодочка, на которой укреплён пулемёт.

Там, за углом здания, за первой цепью стрелков, Евстигнеев уже расставил свои миномёты. Козлов и Петров - наводчики, - ловя команду лейтенанта, быстро опустили в горлышки миномётов заряд.

- Огонь!...

- Давай, комсомол, давай! - ободряюще крикнули сзади.

Карпачёв обернулся, но не заметил никого. Тогда - прошло ведь, наверное, секунды три, пока остановился и перевёл дыхание отсекр, - тогда он снова разыскал глазами приземистую быструю фигуру капитана Корчагина и бросился к нему.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.