1945—1985. Живая память
Cначала вспомним, как это было. Раскручивался новый драматический виток войны, высшей отметкой которого должен был стать Сталинград. Потерпев неудачу в наступлении на Москву, гитлеровское командование к лету 1942 года сосредоточило свои ударные группировки на юге, надеясь взять реванш здесь, в степях Украины и Ставрополья, а заодно фланговым ударом перерезать коммуникации советских войск, оборонявших Причерноморье.
На пути гитлеровцев встал Главный Кавказский хребет. Ядро 49-го немецкого горнострелкового корпуса, прорывавшегося через хребет, состояло из опытных альпинистов, жителей горных районов Австрии, тирольцев. Особые надежды враг связывал с ударной горнострелковой дивизией «Эдельвейс».
В середине августа 1942 года, когда гитлеровцы устремились к перевалам, единого фронта обороны не было. Склоны кавказских вершин защищали отдельные отряды от роты до батальона. Опасность выхода врага к морю стала реальной.
В директиве от 20 августа Ставка Верховного потребовала создать прочную оборону Кавказского хребта, любой ценой закрыть каждую тропу. Троп было тысячи. В горные районы спешно перебрасывались резервы, из местных жителей формировались партизанские отряды, создавались специальные подвижные отряды, сковывавшие наступающие части гитлеровцев. В горы уходили тысячи добровольцев из числа рабочих и служащих, курсанты военных училищ. Все, кто мог сражаться.
Истребительные отряды, созданные из граждан непризывного возраста, контролировали тылы, вылавливали диверсантов, охраняли коммуникации. В распоряжение Закавказского фронта отзывались солдаты и офицеры, имевшие альпинистский опыт.
Вспомним названия перевалов, бои на которых отличались особым ожесточением и драматизмом: Домбай-Ульген, Нахар, Наурский, Псеашха, Санчар, Белореченский и, конечно, — Клухорский и Марухский. Вспомним бойцов и командиров 242-й и 20-й горнострелковых, 394-й и 64-й стрелковых дивизий, отдельных полков и батальонов, партизанских отрядов и разведгрупп. Они выстояли в сражении на поднебесных высотах, они победили в тысячах схваток на склонах, тропах, перевалах. Они сбросили захватчиков вниз, в предгорья, где егерей добивали уже другие наши армии.
Долгие годы даже пастухи не отваживались проводить свои отары через ущелья и склоны, искромсанные войной. Слишком тягостными даже для видавших виды людей были открывавшиеся им картины. Сошедшие снежные лавины порой обнажали тела людей, сжимавших в руках винтовки, а горные сели выносили вниз останки солдат.
Но подвиг защитников перевалов не был забыт. Выросло поколение, искавшее в том подвиге нравственную силу для свершений сегодняшних.
В этих заметках мы расскажем о людях, посвятивших себя благородному делу восстановления Памяти.
Я спрашивал ее в книжных магазинах Сухуми и райцентров республики, где приходилось бывать. «Такая маленькая, с синей обложкой», — пояснял я продавцам и просил поискать как следует. Они качали головами.
— Знаем. Это о наших истребительных батальонах. Бесполезно. Дали штук пять, и их сразу же раскупили. Да и тираж крохотный — тысяча экземпляров.
В одном из домов я держал ее в руках, сделал несколько выписок. Осторожно намекнул хозяин дома, что буду признателен, если он подарит ее мне. Этот гостеприимный человек готов был расстаться с прекрасным оленьим рогом, украшенным серебряной насечкой, или кинжалом чудной работы, книжку же копеечной стоимости он отдать не мог.
— Там есть о моем отце, — сказал он.
Тогда я пошел к начальнику политотдела МВД Абхазии Эдуарду Гаригиновичу Миносяну — автору книжки об истребителях. Меня встретил моложавый подполковник. Лицо его было добрым и веселым, движения стремительными, рукопожатие крепким. Курчавая шевелюра отливала ранней сединой.
— Что, так книжку и не достали? Ладно, что-нибудь потом придумаем.
Я спросил у него, как он над ней работал и почему он, не писатель, вдруг взялся за тему, требующую долгих и тщательных исследований.
— Да, я не писатель, — произнес он тихо. — И никогда не собирался им быть. Но разве только писатель имеет право говорить людям то, что лежит у него на сердце, что занимает его мысли много лет? Людей, о которых я рассказал, с каждым годом становится все меньше. Сейчас их можно собрать чуть ли не всех в этом вот кабинете. Мне казалось, что я не имею права ждать, когда материалы, собранные мной, заинтересуют кого-нибудь из литераторов. Я сел и написал, как мог.
Я спросил Эдуарда Гаригиновича, когда он впервые подумал о книге.
— Многие годы я просто искал людей, которые воевали в истребительных батальонах. Это началось еще в школе. К нам на вечера приходиливетераны войны. Я записывал их рассказы. Товарищи интересовались, зачем я это делаю. Я не мог тогда толком объяснить, но чувствовал, что кто-тодолжен это делать. Потом работа в райкоме комсомола. Бывал в глухих селениях, встречался с бывшими бойцами-истребителями. Ходил в горы, разыскивал места бывших военных стоянок. Работал в архивах. Постепенно понял: то, что делаю, будет нужно моим детям, детям моихдетей...
Мысль о книге пришла после одного случая. Однажды поздно вечером он возвращался из дальнего села с отчетно-перевыборного комсомольского собрания. Выйдя на шоссе, проголосовал; остановился автофургон. Водитель в пути стал расспрашивать, откуда он родом, кто его родители. Обычные разговоры в дороге. Миносян возьми и расскажи, что так и не видел своего отца. И отец его погиб, не увидев сына.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Знакомый голос
Рассказ
К 150-летию со дня рождения Марии Александровны Ульяновой