Мне эти слова, как ледяная вода. Ушла сестрица, сел я на камень и задумался. Варя Одинцова из головы не выходит. Давно знал я эту девушку, с детства. Вместе в школу ходили. Правда, я её тогда терпеть не мог: крикливая, тонконогая, от мальчишек на шаг не отставала. Доставалось ей от меня крепко. А потом всё наоборот пошло. То ли я повзрослел, то ли ещё что... В школу соберусь - поджидаю, когда она из дома выйдет. Книжки её ношу. Задачки вместе решаем. Потом письмо ей в стихах сочинил и послал по почте, хотя в классе сидели мы всего через две парты. В стихотворении раз двадцать упоминалось имя Вари и было немало ошибок на правописание безударных гласных. Варя вымарала своё имя и передала стихотворение учителю Александру Ивановичу. Он задержал меня после уроков и закатил добавочный диктант.
После этого я не разговоривал с ней две недели.
Кончила Варя школу, вступила в комсомол, начала в колхозе работать; собрала подружек, принялась хлеб выращивать. К осени у всех урожай сам – восемь-девять, а её пшеница полотно у комбайна рвёт.
Захар Векшин за ручку с Варей стал здороваться, «Варварой Петровной» величал. Комсомольцы её своим секретарём выбрали.
Да и собой Варя хороша стала: ростом невелика, смуглая, глаза большие, чёрные, с лукавинкой, брови, как крылья у ласточка. И первая затейница в колхозе, песельница. Как заведёт на гулянке:
«Милый Коля, ваши кони У колодца воду пьют. Милый Коля, ваши глазки Засушили мою грудь!...»
У меня от этой песни сердце вниз проваливается. «Что за Коля, - думаю, - вправду есть такой или только в песне, для ладу?»
А как сказала мне сестрица про вареного вздыхателя, начал я присматриваться: кто больше других около неё увивается, кто её домой с гулянья провожает? И ничего подозрительного не заметил. Правда, был один чудак, Василий Кораблёв, счетовод колхозный. Долговязый, носатый, лицо скучное и годами много старше Вари. Придёт на вечерку, поскучает, поморщится: «Некультурное у вас времяпрепровождение», - и домой. Встречал я его с Варей и наедине раза два. Разговаривали они сердито, точно ссорились, друг на друга не смотрели.
- Нет, - успокоил я себя, - не может он быть «милым Колей», счетовод этот. Выдумала вес сестрица!
Кораблёв вскоре из колхоза ушёл, в район перебрался.
А Варя знай себе про «милого Колю» напевает. Я, грешным делом, даже подумал, уж не про меня ли та песенка. Тракторы - ведь тоже кони, хотя и стальные, и водой они заправляются. Со мной Варя ласкова, обходительна.
- Митя, - говорит однажды, - мы тут избу недостроенную от сельсовета получили. Думаем читальню открыть. Приходи помогать.
Меня и просить не надо. Наточил пилу, топор, прихватил ещё двух приятелей и заявился на субботник. А у избы уж полным полно молодёжи.
Настлали мы полы, застеклили окна, понаделали столов, скамеек - и милости просим. По вечерам в избе-читальне уют, порядок - кого на огонёк не потянет! Варя громкую читку газет наладила. Песни пели, конечно, и танцовали.
Повеселимся и по домам. Варя далеко жила, на выселках, за балкой.
А я тут как тут:
- Провожу чуток... Страшно одной; темно. А я фонарик приспособил.
- Ничего, Митя, я не боюсь. Ко мне ведь далеко, и дорога грязная...
- У меня сапоги непромокаемые. Так и увяжешься за ней.
Идём, болтаем о разном. И на душе у меня светло. Вот бы только осмелиться да сказать Варе, как дорога она мне!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.