Тихий санаторный город Кенигштейн потрясен необычными для него звуками. Это не звуки радио, передающего в квартиры классическую музыку, богослужебное пение или лекцию по графологии. Это не звон на местной колокольне, не струящиеся лентами гитары учительниц, марширующих в горы впереди стайки экскурсанток-учениц, не сирены автомобилей, не пулемет мотоциклов.

Это марш, но он не записан ни в одном сборнике рейнских и питейных песен. В оркестре человек 10. У четырех - барабаны, у шести - флейты, других инструментов нет. Поэтому мелодия одновременно визжит и бьет.

Флейты, тяжелые, черные, медью окованы концы. Желтизной поясов стянуты черные куртки оркестрантов и тех, кто идет за ними. Черные кожаные подбородники угрожающе оковали лицо. Над козырьками эмалевые пятиконечные звезды. Над оркестром - узким красным парусом - стяг, за стягом знамя, на знамени слова «Коммунистическая ячейка..... цеха, город Хехст».

Это хехстовские большевики пришли в тихий город вербовать в партию и разоблачать «наци» (национал-социалистов-фашистов). Свистящий оркестр с барабанами требовательно и резко, хорошей скребницей, залезает во все морщинки старого рыхлого городка.

Испуганные дома хлопают ставнями, оторопевшие пешеходы меняют маршрут. Место речевого поединка коммунистов и фашистов - Бург-отель.

Не останавливаясь и не замолкая, оркестр и стяги входят в залу. Похоже, что паровоз в полной работе влез в номер гостиницы и громово пыхает в потолок. Оркестр свистит и стрекочет, пока на эстраде задник средневекового города заставляется красным стягом, протестующим против снижения зарплаты рабочим, и белым транспарантом, где на фоне фабричных труб - красная звезда с серпом и молотом и надпись: «Мы бьемся за Советскую Германию».

Садятся, не снимая черных фуражек с матерчатыми козырьками, не отстегивая грозных подбородных ремней. В том, как рассаживаются, есть умный, десятками митингов и схваток проверенный расчет. Первый заслон - полукольцом перед эстрадой, затем - в охват залы вдоль стен. В перерез зале, вдоль стола - большевистский мол, и, наконец, крепкий тыловой заслон у дверей.

При таком расположении сил вся остальная масса в зале всегда может быть разрезана на группки и всегда в ней может быть пробит проход к дверям на случай драки. А дракой пахнет. Вон три шуцмана в длинных - почти до пола - синих плащах утаптывают себе место поближе к эстраде.

Вон уже набираются и требуют себе пива аккуратные граждане в пиджаках, садятся тесно, молчат. Это - фашисты. Один среди них все время в движении, видимо распорядитель. Осанка и поступь у него пехотного офицера, руки в коричневых перчатках.

Среди фашистов запоминается взлохмаченный неврастеник, все время ерзающий на своем стуле и то и дело клюющий карандашом страницы большого блокнота. Это - оратор «наци», рабочий. На него возлагаются надежды. Он держит сегодня боевой экзамен. Он не здешний, он тоже из Хехста. Его знают в лицо большевики-чернофуражечники и комсомольцы, разносящие по залу брошюрки. Проходя мимо него, они его задевают, и короткие, на четыре-пять слов, перепалки возникают на ходу и гаснут.

Комсомолец из дальнего угла как бы дружески подмигивает растрепанному фашисту и фашистским знаком приветствия подымает руку, раскрытую ладонью наружу. Фашист идет на удочку, поднимает свою, забившийся в угол союзник подает сигнал. Тогда комсомолец закрывает ладонь в кулак и оттягивает руку вниз, делая «рот фронт». Чернофуражечники смеются. Фашист досадливо машет рукой, бурчит ругательства и утыкается в блокнот.

Зал уплотнен. Вряд ли еще подойдут люди. Надо начинать. Натянутые струны задирательств протянуты в воздухе между лагерями. Задирательства все время соскальзывают в ругань, и то и дело комсомолец, потеряв насмешливое выражение задиры, нахмуривается и вскакивает с места. Товарищи за полы притягивают его к стулу.

- Никаких эксцессов, - требует председатель. - Не дайте им сорвать собрание. Дайте им перед рабочими выложить свой символ веры. Дисциплина, еще раз дисциплина и еще раз дисциплина.

Потом начинается первая речь партийного агитатора. Не речь, а целый большой обвинительный акт против германских фашистов-гитлеровцев.

- Фашисты, - говорит оратор, - называют себя национал-социалистической рабочей партией. А в действительности они не национал, не социалистическая и не рабочая. Если мы вызываем их на разговор, то лишь для того, чтобы раскрыть перед лицом рабочих их обман. Обман, благодаря которому они втянули в свои ряды довольно много той рабочей молодежи, которая чувствует невыносимость сегодняшнего положения рабочего класса, но хочет выйти из него легкой борьбой, на которую подманивают национал-социалисты, в то время как мы, коммунисты, зовем на трудную борьбу.

- Фашисты говорят: «нет классовой борьбы - есть расовая борьба» и сочиняют целую теорию о «расе господ», которым дано владеть низшими расами. Германский народ - это свыше отмеченный народ, ему должна принадлежать власть и будущее. Но его, видите ли, губит низшая раса - евреи. А поэтому - война евреям. Впрочем, война не всем евреям. Если эти евреи банкиры, дающие деньги фашистскому вождю Гитлеру, то расовая война смолкает и «наци» предпочитают молчать.

- Пфуй! - кричат презрительно комсомольцы из зала. «Наци» молчат, посмеиваются. Взлохмаченный стремительно строчит в блокноте.

- А ну, ответь-ка, - не унимается комсомолец и рвется из рук сотоварищей к фашисту.

- На все будет дан ответ, - огрызается фашист.

Голос председателя зовет к спокойствию. «Нацисам» будет предоставлена трибуна и они ответят.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.