- Это гнусность! - кричит он. - Я не коммунист. Я честный немец! Я утверждаю, что господин на сцене говорит мерзости! Я чистопородный немец! Рядом со мною на фронте убито 12 евреев. В самом Кенигштейне есть пять евреев, изувеченных на войне.
Комсомольцы приветствуют подмогу. Фашистский руководитель, расталкивая толпу, торопится к сцене выправить зарвавшегося оратора. Тот стоит, коротко отлаиваясь на комсомольские выкрики и не видя, как знаками и словами подбодряют его из дальнего угла фашисты-однопартийники. Он стоит злой и растерянный, мотая головой, и клок волос бьет его по лбу.
Я не забуду этой секунды. Я уроженец страны классических погромщиков -царской России. Страны, которую до сих пор, несмотря на великую революцию, не разучились презирать свысока все эти цивилизованные профессора, лавочники, учителя и механики вот этого железного, асфальтового, моторного, перинного и крахмального Запада. И вот я вижу, как здесь, на эстраде Бург-отеля, в чудовищной исторической эстафете, российский охотнорядский мясник передает ржавые от крови фомку и нож немецкому фашисту.
Учетверенная гордость встает во мне за мою страну, где уже 13 лет произнесенное только что «нацисом» с трибуны считается величайшею мерзостью, гнилою, духовной блевотиной, с которою людям дело иметь непотребно.
Митинг прервался. Он превратился в мелкие летучие спорики. Человек в коричневых перчатках а чем-то торгуется с президиумом. Люди за столом укоризненно качают головами. Из-за стола срывается рот-фронтовик и, брезгливо отводя оратора рукою, провозглашает с авансцены:
- Партии национал-социалистов заданы вопросы. Ответа не получено. Выставленный ими оратор неспособен связать двух слов. Мы еще раз вернемся сюда. Пусть они к тому времени выставят кого-нибудь потолковее. С этим - нам говорить нечего. Собрание закрывается.
Собрание закрывается. Троекратный «рот фронт».
Пока снимают стяги со сцены и трудятся к помосту флейтисты, от выходной двери - крик фашистов: «Хейль Гитлер!» (да здравствует Гитлер).
Следующий выкрик: «Иуда, ферреке!» (сдыхай, Иуда) захлебывается в свисте. Флейты освистывают фашистов. Над барабанной дробью пронзительным свистом исполняется «Интернационал».
На улице строятся боевой колонной. За свое поражение в зале фашисты несомненно будут мстить кулаками. Других аргументов у них нет. Колонна проходит к вокзалу. Хехстовские рабочие садятся на последний поезд, ведущий к ним за 14 километров отсюда.
Крошечная кучка кенигштейновских коммунистов и комсомольцев сквозь ночь несет к себе домой красное знамя. Из четвертого переулка банда фашистов налетает на них, рвет знамя с древка, притискивает к стене. Палками бьют по зубам, по головам. Торопятся злобно, пока не поднялась тревога. Торопятся мстительно, расплачиваясь монетой побоев за понесенные в Бург-отеле идейные убытки.
Несуществующий нарисованный мир сентиментально висит на средневековом заднике гостиничной залы, сейчас не загороженной революционными плакатами.
Сегодняшняя война пятнает красными лоскутами стяга и шлепками крови благопристойнейшие панели благодушнейшего городка Кенигштейна.
Не мир. Но война.
12/1V 31, Берлин
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.