Герой Социалистического Труда Сергей Федорович Гладкий работает на седьмой печи, показатели его бригады всегда были под прицелом заводских металлургов, одно время Лютый почти вплотную приблизился к заветной цели, оставалась самая малость, но преодолеть знаменитое «чуть-чуть» молодому бригадиру тогда не удалось - седьмую реконструировали, она стала почти вдвое мощнее, и догнать прославленного горнового по самому главному показателю - выпуску чугуна - оказалось невозможным.
Станислав часто заходил к соседям, присматривался к работе Гладкого и его ребят, заглядывался на обновленную «семерку». Зависти он не испытывал, но чувство, похожее на ревность, жило в нем постоянно. Он ревновал гладковцев к молодой и красивой печи, хотя ни за что бы не бросил «восьмерку», если бы ему вдруг предложили перейти сменщиком к Сергею Федоровичу. Она была своей, близкой, изученной до мелочей, почти родной. И в дни, когда ее «шубу» резали автогеном, Лютый испытывал тихую жалость к умирающей печи, жалость, которую едва ли уравновешивало чувство радости от вида красавицы домны, выросшей ей на смену.
Новый агрегат строили по соседству с действующим. Казалось, домна росла, как на дрожжах, - легко и быстро, но истинную цену этой скорости знали, наверное, только строители. Не просто было увязать их заботы с жизнью старой домны, работой цеха и всего завода. Пришлось перенести железнодорожные пути, перестроить все коммуникации, согласовывать буквально каждый шаг строителей и металлургов - трудностей хватало, зато новая «восьмерка» росла, как царевич из сказки, а старая по-прежнему давала чугун. Ее остановили, когда полностью подготовили замену. Горновые с умолкшей печи разошлись по разным сменам и домнам. Лютого определили подменным, три недели заменял он приболевших бригадиров, ушедших в отпуск горновых и ежедневно приходил проведывать новорожденную, сверкающую свежим металлом, пахнущую молодой краской, обещающую исполнение всех надежд. Он заранее любил ее и верил в свои силы.
- Не надоело еще в подменных ходить? - остановил его в раздевалке Петр Петрович.
- Теперь уже недолго. Слышал, скоро задуют.
- И думаешь сразу с незнакомкой управиться?
Домна действительно была особенной, на две летки, таких еще Лютому не приходилось видеть, но страха перед этим новшеством он не испытывал.
- Вы же сами любите повторять: «Не боги горшки обжигают». К тому же я кое-что читал о таких печах.
- По книжке чугун варить не научишься. Собирайся в Кривой Рог, там сестра твоей давно работает. Подучишься.
- Один?
- Шлаковщиком пойдет к тебе Дмитрий Торичный, а первым номером будет Степанов Григорий. Горновые добрые да еще с дипломами. У тебя с институтом как? В хвостах, небось, весь? Ты руками не маши и на семейные обстоятельства не сваливай, рано или поздно, а диплом все равно потребую.
День выдался солнечный, редкие снежинки сверкали в воздухе, таяли на черных боках застывших паровозов, увеличивали и без того внушительные тросы, опутавшие домну, устилали усиленный реконструированный фундамент бывшей «восьмерки», на который и нужно было установить новый агрегат. Впервые в истории домостроения передвигалась почти готовая, отфутерованная печь. Вес ее превышал одиннадцать тысяч тонн. Зрелище предстояло поистине величественное, поэтому и не удивительно, что рядом со строительной площадкой собрались тысячи металлургов.
- Ты, говорят, несмышленышей в бригаду набираешь, - как будто равнодушно спросил Василий Одушенко.
- И ты себя к ним причисляешь? - засмеялся Лютый.
- При чем здесь я?
- При том, что я обета уговорил, и тебя к нам переводят. И еще один из старой нашей гвардии - Петя Воробьев.
- Так у тебя, слышал, уже есть первый.
- Две же летки, два первых и требуется.
- Ясно. А вправду Лыгуна уговорил?
- Сам у него спроси, где-то здесь он.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.