- А во - вторых, теперь и немцы не те... - продолжал Мурашов. - Короче говоря, поняли, что разбойничать - опасное дело. Мне приходилось, товарищ Сталин, разговаривать с пленными. Ещё месяц назад они верили, что скоро возьмут Москву, а теперь они уже не думают о ней...
- Даже и не думают?
- Так точно!
Слушая Мурашова, Сталин несколько раз поглядывал на остальных раненых, словно стараясь понять, как они относятся к рассуждениям лейтенанта.
- Да вот они могут подтвердить это, - сказал Мурашов, поворачиваясь к друзьям по палате. - Правильно я говорю, ребята?
На соседней койке лежал очень бледный раненый с ампутированной правой рукой. Он заволновался, когда к нему подошёл Сталин, но даже и при этом на его широком, добром лице не выступило ни одной кровинки. Только под одеялом, на груди, раза три подряд дрогнула теперь единственная у него рука.
Он подтвердил тихим голосом:
- Это верно, здорово ослабел немец...
На следующей койке неподвижно лежал раненый с забинтованной головой, - открытыми оставались только упрямый рот, задиристо вздёрнутый нос и большие, тёмные, сливяные глаза. Он давно ждал, когда подойдёт к его койке Сталин, и даже весь взомлел от нетерпения и ожидания счастливой минуты.
Волнуясь, он тоже подтвердил:
- Хрипит немец, его только бить сейчас...
Лёгким жестом правой руки Сталин остановил дежурного врача, который собирался доложить о состоянии этих двух раненых, - и без доклада было ясно, что положение их тяжёлое, что они надолго, если не навсегда, вышли из строя. И Сталин, вздохнув украдкой, очень осторожно, чтобы не разбередить самые большие, душевные раны этих людей, те раны, о которых позабыл врач, начал расспрашивать их, откуда они родом, где и что делали до войны, как живут их семьи, есть ли дети, получают ли от родных письма, представлены или нет к наградам...
... На четвёртой койке, у стены, лежал Матвей Юргин. Он лежал высоко, на нескольких подушках, закрытый по грудь одеялом, и взглянул на подошедшего к нему Сталина с тем необычайным, неожиданным выражением изумления, когда почти невозможно сдержать крик... Он точно впервые увидел Сталина в палате. И Сталин понял, что те несколько минут, пока он разговаривал с ранеными, Юргин находился в забытьи, и к нему только что вернулось сознание.
- Это... вы? - спросил Юргин, горячо и свистяще дыша. - Это... правда?
- Да, это я, - ответил Сталин. Вглядевшись в землистое жёлтое лицо Юргина с выступившей на худых скулах чёрной щетинкой, в его глаза, полные ослепительного лихорадочного блеска, Сталин понял, что состояние раненого опасно для жизни. У Сталина мгновенно потемнел взгляд, он устало опустился на табурет у кровати, осторожно поправил подушку под головой Юргина и спросил:
- Тяжело?
Юргин ответил Сталину только взглядом: да, он не может лгать, ему очень тяжело бороться со смертью, и он даже не знает ещё, кто выйдет победителем из этой борьбы...
- Крепитесь, - сказал Сталин. Принимая совет, Юргин легонько опустил ресницы, но тут же взглядом попросил Сталина наклониться к нему и, когда Сталин выполнил его просьбу, шепотом спросил:
- Скоро?
Поняв вопрос, Сталин наклонился к Юргину ещё ниже и ответил тоже шепотом:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
От Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза, Совета Министров Союза ССР и Президиума Верховного Совета СССР