При чем здесь это совпадение? Дело в том, что трагедия на Грюнангерштрассе  произошла, по всей видимости, не случайно. Известно, что Констанция Вебер общалась с  Францем Хофдемелем.  То ли из мстительности, то ли по трезвому холодному расчету, она проинформировала последнего о «любовной связи» Магдалены и Вольфганга. Так отравители Моцарта подбросили к  «масонской версии» его гибели амурную тему, в которой главную скрипку сыграла сама фрау Моцарт. Получилось еще одно великолепное алиби.

Ссылаясь на болезнь, Констанца не присутствовала на похоронах мужа. И впервые посетив кладбище спустя несколько лет, она была очень удивлена тем, что не нашла места его погребения.

Что же касается самого погребения композитора, оно тоже стало тайной. Хоронили Моцарта с подозрительной поспешностью, не удостоив почестей, соответствующих его сану - помощника капельмейстера собора Св. Стефана, а также званию придворного капельмейстера и композитора. Более того, на кладбище Санкт-Маркс никто из сопровождавших тело Моцарта не пошел. Якобы, из-за резкого ухудшения погоды, хотя, из архивных источников Венской обсерватории и дневника графа Карла Цинцендорфа, ведшего обстоятельные метеонаблюдения, явствует, что в тот день стояла обычная, характерная для поздней осени погода без осадков. Следовательно, причинами того, что никто из участников убогой похоронной процессии не дошел до монастырского кладбища, были не погодные условия, а нечто совсем другое. Но самым непонятным в этом деле остается факт того, что композитор  был похоронен в безымянной могиле для бедняков, которая, к тому же, вскоре была утеряна. Кто-то тщательно скрывал следы преступления…

Более того, в кругу венских музыкантов долгое время передавалась следующая история. Будто бы гроб с телом Моцарта отпевали не в храме св. Стефана, а у входа в Крестовую капеллу, прилегающую к северной недостроенной башне храма. А затем, когда сопровождавшие удалились, гроб с телом внесли внутрь и, прошествовав перед Распятием, вынесли прах великого музыканта уже через другой выход, ведущий прямиком в катакомбы, где хоронили людей, умерших во время эпидемии чумы.

Спустя несколько дней после смерти Моцарта, австрийские, а затем европейские газеты запестрели краткими проходными сообщениями о кончине «композитора, известного всей Европе своим редкостным талантом», «достигшего наивысшего мастерства» и так далее. И только в берлинской «Музыкальной ежедневной газете» от 12 декабря 1791 года прозвучал недвусмысленный намек на криминал: «Моцарт скончался. Он вернулся домой из Праги больным и с той поры слабел, чахнул с каждым днем: полагали, что у него водянка, он умер в Вене в конце прошлой недели. Так как тело его после смерти сильно распухло, предполагают даже, что он был отравлен».

Большинство же современников Моцарта считало однозначно, что он умер естественной смертью от «острой просовидной лихорадки», которую 28 ноября диагностировал его домашний врач Саллаба (случаев такого заболевания больше в Вене не зарегистрировано). Этого диагноза было достаточно, чтобы внушить потомкам главное: великий Моцарт умер естественной смертью. Внушить на время… Но по прошествии тридцати  лет то, о чем писалось или говорилось в странах Европы только намеками, стали провозглашать в полный голос. В центре внимания оказался престарелый композитор придворный капельмейстер Антонио Сальери. Вспомнили все: и то, что итальянский маэстро был соперником, если не врагом Моцарта, вспомнили высказывания последнего о том, что Сальери посягал на его жизнь. А тут еще у Сальери сдали нервы, и он в присутствии свидетелей будто бы признался в убийстве. Бульварная пресса тут же подхватила и растиражировала эту новость.  Сальери объявили «душевнобольным».

В это же время, а именно в 1821 году, первый композитор империи Антонио Сальери послал несколько странную депешу графу Г. Гаугвицу в Немешть следующего содержания:

«По получении этого письма Вашим превосходительством автор оного уже будет призван Господом Богом. К письму приложен оригинал моего уже Реквиема; как и обещал, преподношу его Вам с единственной просьбой: чтобы исполнили его только в Вашей капелле во спасение моей души…и пока я жил в этом мире…»

Исповедальный тон итальянского маэстро скорее подходит  самоубийце, нежели человеку, ждущему приближения смерти от прогрессирующего недуга. В таком случае понятно, почему в 1823 году Сальери использовал бритву, пытаясь перерезать себе горло. Упомянутый Реквием Сальери писал «для себя», следовательно, замысел самоубийства созрел у него давно и «помутнение рассудка», как пытались заверить общественность газеты, у него, конечно же, не было. Вот почему все документальные источники связывают попытку придворного капельмейстера свести счеты с жизнью, как косвенное подтверждение причастности его к таинственной гибели Моцарта.

Свет на эту тайну пролил в свое время и известный австрийский историк музыки профессор Гвидо Адлер. При изучении церковной музыки в одном венском архиве он нашел запись исповеди Сальери. В документе содержались детали того, где и при каких обстоятельствах Моцарту давали медленно действующий яд. Адлер дотошно сверил по годам фактические данные записей и пришел к заключению, что исповедь Сальери совсем не «горячечный бред умирающего», как пытались представить дело его сторонники. Понятно, что апеллировать к вышеназванной «исповеди» у нас нет ни морального, ни юридического права. На то она и существует - тайна исповеди.

Что перед нами - рок или судьба? Потому ли умер Моцарт, что создал «Волшебную флейту», или, работая над оперой, знал, что погибнет?  Это еще предстоит узнать…



• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.