Вечером

Он рассмеялся.

- Куда захотите... Взять хотя бы нашу Барабу. Школа там наверняка с осени откроется - вот вам и работа, да еще какая!... Хотите, узнаю насчет школы?

Валя не ответила, только посмотрела на него пристально: шутит или всерьез? А Рубцов, неожиданно взяв ее под руку, стал рассказывать о товарищах, которые все подались на восток, и снова посетовал на то, что самого его все еще не отпускают.

- Но я все же добьюсь своего, хватит, в конце концов, строить водокачки! - закончил Рубцов возмущенно.

Вернувшись, они снова сидели в верхней комнате. Валя включила радиолу и пожаловалась, что пластинок с песенками Шульженко и Утесова не достанешь, а Бернес стал вообще петь меньше.

- Пусть не поет, - легкомысленно заметил он. - Не в этом счастье!

В чем счастье, она не спросила. Ей было хорошо в тот вечер и, вглядываясь в широкие брови Рубцова, в его упрямо выступающий подбородок, она подумала: «Как все у него легко и просто!»

В ту ночь Валя долго не могла уснуть, из головы не выходил разговор с Рубцовым. Чем - то забытым и хорошим повеяло на нее, и она по какой - то ассоциации вдруг представила себя в дороге, в вагоне со множеством полок, затем в палатке среди пустынного поля... Дул сильный ветер, и снег заметало в палатку, а ей было не страшно и совсем не холодно. Не изведанное ранее чувство приближения чего - то важного вдруг заполнило грудь: не уехать ли ей в самом деле в новые края, где идет другая жизнь? Ну, вот хотя бы в эту самую Барабу, о которой говорил Рубцов... На другой день она поделилась своими мыслями с Клавой. Подруга выслушала ее и неожиданно расхохоталась.

- Ну и дура ты! - проговорила она. - Развесила уши, слушаешь! Пусть сам мотается, если есть охота. Знаем мы эти сказки: брось все. поезжай! У него ни кола, ни двора и, кроме обшарпанного чемодана с зубной щеткой, ничего! Будешь мыкаться по баракам, худеть да стареть... Герой нашелся: бросай все!... А спросить его: наживал он что - нибудь? У тебя дом...

Тут Клава сказала те самые слова о счастье, которые окончательно убедили Валю, она поверила этим словам и успокоилась: от добра добра не ищут... А пренебрежение Ильи к дому, участку, уюту показалось ей глупым и даже обидным: не копил, не наживал, не знает цены. Она хотела при случае сказать Рубцову об этом, но тот через день внезапно уехал, оставив коротенькую, в несколько строк записку: «Если надумаете поехать в Барабу, напишите мне по адресу...» Прочитав записку, Валя скомкала ее, хотела разорвать, но не разорвала: Рубцов ей все же чем - то нравился. Так и лежит до сих пор записка в комоде, хотя о вечерах, проведенных с Ильей, Валя почти забыла. А недавно Клава познакомила ее с Виктором.

«Что за человек этот Виктор - хороший или плохой?» - думает Валя и идет по дорожке к крыльцу мимо двух огромных клумб. Остановившись, хочет сорвать веточку гвоздики, чтобы приколоть ее к груди, но раздумывает: ни к чему это...

Между тем день гаснет. Громче и громче, словно на соседней улице, гудят электрички. Густо тянет со стороны леса запахами трав и воды.

За калиткой раздаются приглушенные голоса, и во двор входят Клава и Виктор.

Клава - рыжеватая блондинка в светлом платье, туго перетянутом широким черным поясом. Виктор - плечистый, загорелый парень лет тридцати, с вьющимся чубом, спадающим на лоб, в пестрой ковбойке нараспашку.

- Вот и мы, - говорит Клава, обнимая подругу.

С Виктором Валя здоровается сдержанно. Вчера, предупреждая о его приходе, Клава сказала: «Витька от тебя без ума, просто бредит. Так что учти это и приготовься...»

Что означало это «приготовься», она не знает, но, поднявшись с гостями в комнату, замечает: Виктор смотрит на нее как - то по - особенному, в мягком прищуре его глаз усмешка. Это настораживает.

Работает Виктор техником в телевизионном ателье. Войдя в комнату, он сразу направляется к радиоприемнику и начинает крутить ручки.

- Проверяешь, Витя? - смеется Клава.

- А то как же! Может, калым удастся сорвать, - улыбается он и обращается к Вале: - У вас с электротехникой все в порядке? Если что, мигом починим и возьмем недорого...